Алиса Леденёва
Самые необычные дни начинаются точно так же, как и самые обыденные. Пробуждение, учёба, подработка, дорога домой – тот день проходил так же, как и предыдущие, и тем не менее отличался.
По пути с подработки я остановилась на перекрёстке между Восьмым марта и улицей Мира и, пока дожидалась переключения светофора, с волнением сжимала в руке бечёвку, которой был перевязан медовик. Несмотря на мои стеснённые финансы, я решила отметить грядущее совершеннолетие хотя бы любимым тортом. Завтра мне наконец-то исполнится восемнадцать.
Светофор переключился с красного на зелёный, и я пошла через перекрёсток по диагонали.
– Говорила же тебе не ходить через середину! – закричала нищенка, не дававшая мне покоя уже который год. Она часто просила милостыню именно на этом перекрёстке и почему-то выбирала именно меня жертвой своих жутких увещеваний. – Завтра в ведьмин час придёт твоя расплата! – кричала она, тряся указательным пальцем. – Продаст тебя, – сказала нищенка многозначительно.
– Кто продаст? – не выдержала я, заговорив с ней впервые за все эти годы. Раньше она таких интересных предсказаний не делала. А тут настоящая интрига.
– Твой отец, – ответила она скорбным голосом.
– Так и думала, – вздохнула я, – что ерунда – все твои увещевания, – махнула свободной рукой на её мрачные угрозы. – Как меня может продать кто-то, кого у меня нет?
– У всех есть отец, – сказала нищенка многозначительно и замолкла. Непохоже на неё. Обычно кричит вслед до тех пор, пока я не скроюсь из виду.
Я вздохнула и опустила взгляд на медовик. Главное в расстройстве чувств не начать праздновать раньше срока. Уж слишком аппетитным выглядел торт.
– Попомнишь мои слова, – прокряхтела нищенка напоследок.
Попомню или не попомню, а продавать меня и вправду некому. Отца я никогда не видела, а мама переехала в Болгарию, когда мне исполнилось пятнадцать. Увы и ах, я в её новую жизнь не вписывалась, поэтому мне предоставили однокомнатную квартиру на окраине города и более чем скромное содержание, а опекуном назначили моего двоюродного дядю, с которым я никогда не ладила. Надо ли говорить, что от моего содержания до меня доходила лишь малая часть?