– Я… Ты мне нравишься. Ты же знаешь, да? – девушка нервно смеётся, в тысячный раз заправляя прядь волос за ухо. Она всё продумала и достаточно выпила для того, чтобы оправдать своё поведение тем, что переборщила с алкоголем. Но она была не настолько пьяна, она знала, что делает, оттого ее руки тряслись, голос дрожал, из глаз вот-вот были готовы прыснуть слёзы. Она взглянула на лицо парня, не выражавшее толком ни одной эмоции; вся его фигура источала холод и отрешенность от происходящего вокруг. Девушка почувствовала необходимость продолжить свой, казалось ей, монолог.
– Нет, правда? Это же так очевидно, я ведь не то чтобы и скрывала свою симпатию. Понимаю, что ты всё… знал давно, или сам догадался, или кто-то рассказал. И наверняка я тебе не нравлюсь вовсе, просто ты не хотел меня обидеть и сказать напрямую, да и в этом не было необходимости. Я же тоже не говорила ничего прямо, да, но я хочу услышать, мне нужен прямой ответ, можешь послать меня нахуй, правда, так всем будет легче. Мне будет легче. Нет, нахуй слишком грубо, можно мягче. Боже… – девушка без конца продолжала говорить и говорить, сквозь собственные стыд и неуверенность в себе, которые не могут заглушить даже высокоградусные напитки, она пыталась объясниться и не потерять лицо, она не хотела выглядеть перед ним полной дурой, но внутри чувствовала себя именно так. Несмотря на открытые окна балкона, где и находилась парочка в эту зимнюю ночь, девушке катастрофически не хватало воздуха. Подкатывавший к её горлу ком закрывал последний путь к получению её легкими кислорода. Она чувствовала себя такой дурой. Нет, девушка утвердилась в той мысли, что она и есть дура, самая настоящая, и ей стоило разрушить все эти воздушные замки ещё полгода назад, не стоило позволять зажечься своему наивному сердцу, которому было и так нанесено слишком много колотых ран и порезов.