1. Пролог
Ассаи
Сейчас, оглядываясь назад, мне трудно понять, когда произошел тот переломный момент, пустивший наши отношения под откос без права на счастливый финал. Когда иллюзии начали превалировать над реальностью и завели нас в тупик обманутых ожиданий и несбывшихся надежд.
Я повторяла себе, что это не столь большая плата за то, что я в итоге обрела. Силу. Кирсанова называла трамплин для моего карьерного старта профессионализмом и креативностью, но я же была уверена в том, что этих качеств недостаточно для того, чтобы занять руководящую должность. Нет и еще раз нет. Сгорев, я стала сильнее.
Штейр сдержал свое обещание. Он научил меня не только летать и не бояться собственных желаний. Этот человек пробудил во мне желание жить, а не существовать. Ту силу, что, по его же словам, спала в анабиозе столь долгое время, что я и не догадывалась о ее существовании.
Наша история была похожа на сказку. Красавица и Чудовище. Спящая красавица... и монстр с ликом прекрасного принца, который не верил в силу одного поцелуя. Его методы пробуждения были куда изощреннее, утончённее... и безумнее.
Оковы векового сна срываются поцелуями, ласками и первыми шагами в интригующий и пугающий мир его Тьмы. А за кулисами привычной для большинства сказки правит свой бал сам Князь Преисподней. Ее сказка лишена шаблонности и предсказуемости. Там, где принцесса получает любовь принца и полцарства в придачу, происходит подмена понятий. Его чувства становятся тюрьмой и тяжелыми оковами. Поэтому ты выбираешь силу и право остаться собой. Выбираешь, буквально вырывая из собственного сердца ответные чувства, чтобы похоронить их навсегда.
Потому что не бывает счастливого будущего с такими вот принцами. История не знает похожих примеров. Коронованный избранник должен либо умереть, либо отдать право власти, либо кануть в Лету. Третьего не дано.
Днем, погружаясь с головой в работу, раздавая указания подчиненным, я практически не вспоминала о том, что изо дня в день точило мое сердце подобно каплям воды, срывающейся с высоты. Только ночью приходил холод опустошения и сожаления. Время не исцеляло. Оно лишь вколачивало острые гвозди в крышку саркофага с фамильным гербом, на котором отчетливо читалась каллиграфическая надпись "Одиночество".