Уиллингтон, США, Восточное побережье
«Мне бы хотелось вернуться в тот самый миг, когда сплетаются судьбы», – говорила мать Кайла, выходя из ванной комнаты в темных солнцезащитных очках. Он не понимал. Ничего удивительного, ему было пять лет. Разве в пять лет понимаешь такие вещи? Разве в пять лет удивляешься тому, что твоя мама носит в доме солнцезащитные очки? Разве в пять лет ты ей не веришь, когда она уверяет тебя, что у нее просто болят глаза или она ушиблась?
Как и все дети его возраста, Кайл считал ее красавицей. Ему нравилось быть рядом с ней. Он играл в свои машинки, время от времени поднимая на нее глаза. Иногда она негромко напевала… В другие дни она надевала эти проклятые солнцезащитные очки.
– Все хорошо, мамочка?
– Занимайся своими машинками, Кайл, пожалуйста.
Ее голос звучал мрачно, и Кайл понимал, что маме нужна тишина. Он замолкал, чтобы доставить ей удовольствие. Он ждал, когда ей станет лучше. Когда она выйдет из ванной без солнцезащитных очков. Когда она сядет за фортепьяно и ее пальцы, такие длинные и тонкие, быстро забегают по клавишам. Кайл спрашивал себя, как ей удается играть так быстро и не ошибаться. Порой она закрывала глаза или смотрела прямо перед собой, в какую-то неведомую даль. «Возможно, туда, куда уводила ее музыка». Он бесшумно подбирался совсем близко к ней, изо всех сил старался не помешать. О нет! Когда мама играла так легко, ему хотелось, чтобы это продолжалось вечно. Музыка выходила из нее и входила в него. Они становились единым целым, и их мир был прекрасен. Кайл дожидался момента, когда ее руки опустятся на колени, чтобы подойти и сесть на табурет рядом с ней. Мама прижимала его к себе и говорила на ухо: «Музыкант читает пальцами…», «Музыкант рассказывает пальцами свою жизнь…», «Музыкант дышит вместе с музыкой…»
– Положи пальцы сюда. И сюда. Вот так. Тихонько. И отпусти… Ты услышал? Ты почувствовал?
– Да, – шептал Кайл, слушая, как нота отзывается в нем.
