Лязг стали о сталь бьёт по ушам, пробуждая пульсирующие волны в висках и затылке. Я отчитываю ритм, с которым хлынет неутолимая боль. Каждый всплеск невыносимых ощущений приходится новой атакой, обращённой к моей противнице. Она мечется по полю сражения в отчаянной попытке защититься от взмахов моего меча.
Я замахиваюсь, готовясь разрезать ее напополам. У нее нет ни единого шанса увернуться или, тем более, отразить удар, который придется по плечу. Но я поворачиваю лезвие в самый последний момент.
Если бы сражение не было тренировочным, Пэн бы лишилась рабочей руки, но на сопернице остается всего-то синяк. Всего-то самый большой синяк в ее жизни.
Она рассредоточивается на сражении. Хватается за плечо, чтобы унять подступающую боль и этим самым ошибается. Как нелепо. Я пользуюсь положением, поймав ее за локоть, и сталкиваю ее спину об свою грудь. Лезвие меча оказывается подставлено опасно близко к горлу противницы. Она обескуражена. Она обездвижена. Она…
– Убита, – провозглашает басистый голос из тренировочного зала. Пять других голосов разбиваются о стены подземелья и долетают до меня тысячекратным эхом.
Пара мужчин, сидящих за столом, восторгаются увиденным: чокаются деревянными кружками, наполненными пивом. Рядом с кружками прокатываются монетки. Тот, кто урвал куш, ликует и не скупается на непристойные комплименты в мой адрес.
Удостоверившись в собственном триумфе, я расслабляюсь. Отвожу клинок на безопасное расстояние от Пэн, а та хватает меня за локоть и резко выворачивает его. Настает ее очередь удерживать меня в неудобном положении. Пэн готовится оставить на мне повреждения куда серьёзнее, чем синяк. Но я не могу позволить оставить и маленького отпечатка ее превосходства на моей коже. Я концентрирую всю присущую мне выносливость, собираюсь с силами и перебрасываю Пэн через спину.
Пэн мешкает не более одной секунды, затем ныряет в тень.
Мрак висит на ближайшей стене непроницаемо-черной завесой. Оттуда вылетает кинжал. Мой меч разрезает воздух, образовывая стальную стену. Кинжал Пэн ударяется об нее.