Пролог
В белом холодном коридоре было тихо. Слишком тихо. Лишь одинокие гулкие шаги мерили холодный намытый кафель нервными шагами. Агриппина Наумовна просто не могла усидеть на месте. Скоро примчатся внуки, а там и дети доедут из другого региона. Это все понятно. А ей что сейчас делать? Куда бежать? Как только позвонили из НИИ, у нее сердце оборвалось.
- Бабушка! - В коридор больницы вбежал Филька. Долговязый, нескладный, весь, как на шарнирах. – Как дед?
Позади, куда степеннее, шагал Мишка. Совсем взрослый уже. Институт закончил и считает себя уже мудрым и повидавшим жизнь, в отличие от Фильки.
- Что случилось? – Пробасил он.
- Сама не знаю, - голос женщины сорвался, и мальчики переглянулись. Их бабуля всегда прекрасно держала себя в руках, а тут такое. Значит, случилось что-то серьезное. – Мне позвонили из НИИ и сказали, что…, - она замолчала, так как белая дверь резко открылась и из нее вышел немного замученный врач.
- К Шмелёву кто? – Устало спросил он.
- Мы, - хором воскликнули собравшиеся.
Доктор нахмурил густые черные брови.
- Всех не пущу, - проворчал он.
- Я – жена, - Агриппина сделала шаг вперед.
- Идемте, - светило медицины скрылось за дверью, и женщина поспешила за ним, вскоре оказавшись в таком же белом коридоре.
– Что с ним?
- Сердце, - безэмоционально ответил врач. – По прогнозам, протянет еще день. Сердце совсем слабое и давно требовало пересадки. К сожалению, донора за эти сутки мы не найдём. Да и не переживет он операцию. Идёмте, он в сознании. Скрасите ему последние часы.
Агриппина едва сдержала рваный выдох. Нельзя сейчас в слезы ударяться. Она сильная. Ради своего Фильки всё выдержит.
- Филипп Михайлович, - когда они вошли в палату, то доктор подошел к ближайшей кровати и позвал. Седовласый мужчина в кислородной маске с трудом разлепил глаза. – К вам жена. Ненадолго только.
- Филечка, - выдохнула Агриппина, присев на край кровати.
- Всё хорошо, - слабо выдохнул мужчина в кислородную маску. Она поняла его только по губам.
- Да где же хорошо? Ты посмотри на себя…. Хотя нет, лучше не смотри. Я же просила тебя сердце беречь, а ты все отнекивался, - она с трудом сдерживала слезы.