Пасмурное небо сыпало моросящим дождем. Тонкое серое полотно, затянувшее небосклон расползалось под натиском солнечных лучей, превращаясь в дырявое пыльное покрывало, которое отчаянно старался залатать невидимыми нитками прохладный ветерок. Будто от рыдания, подрагивали ветки деревьев. С печальных листьев, как с опущенных ладоней медленно стекали крупные капли дождя. Тихо грустила мокрая земля, кое – где укрытая травой. Казалось, природа скорбит вместе с людьми, стоявшими под большими черными зонтами. Маша, укутанная в колючий платок, совсем промокшая от дождя, смотрела на бледное лицо своего сына. Доносившиеся до неё еле слышные фразы придавали ещё большее непонимание происходящему.
– Совсем молодой…
– А какой парень был…
– Горе-то какое…
О ком это они? О ее сыне? И почему он такой бледный? Всегда смуглый, будто загорелый. Когда родился, думали желтуха, такой был смугленький. Оказалось – гены. Дед был смуглый. Видимо в него. А глаза отца. Смуглый черноволосый мальчик с небесно голубыми глазками – красавчик писанный. А сейчас бледный, густые волосы неестественно приглажены и только пушистые черные ресницы на сомкнутых веках все те же.
***
В роддоме ее называли старородящей, хоть ей и было всего двадцать пять лет. Маша с трудом добилась, чтобы ее с малышом поместили в отдельную палату, и никого к нему не подпускала. Сама пеленала, сама обрабатывала пупочек, и, не дыша, смотрела на него, когда спал, периодически прикладывая ладонь к маленькой груди сыночка – проверяла, дышит ли. Несколько лет назад, после замершей беременности, жить не хотелось. Ничего не хотелось. Ни есть, ни пить, ни говорить с кем-либо. Страшное отчаяние, а затем и злость, овладевали ее сердцем. Злость на весь белый свет за несправедливость. Ведь хотелось счастья. И муж любимый, и профессия, и жилье-все было. Только ребеночка Бог не давал. Ходила Маша по улицам, как в воду опущенная, не разбирая дороги, и набрела так однажды на церквушку. Решила зайти. Небольшой, но очень уютный храм оказался приходом Святого Иоанна Предтечи. Маша в церкви не ходила, хоть и была крещенной, поэтому с удивлением заметила, как на душе становится светло и тепло. Присела на лавочку, вдохнула запах ладана и закрыла глаза, наслаждаясь умиротворением, вдруг возникшем в ноющем сердце. Так и просидела почти до темна.
