Предпочитаем начинать с конца
Монотонный гул толпы на улицах столицы страны когда-то первого, а теперь уже и не посчитать какого мира сменила густая тишина – такая вожделенная, но, в тоже время – нестерпимо нас терзающая. Всепоглощающая, оглушительно уверенная в своей собственной уникальности…
***
"Иногда попадаются звезды, что даже в абсолютном мраке способны светить для нас, как мне теперь все чаще думается, скорее даже избыточно; по иронии судьбы параллельно нас же и ослепляя. Своей безграничной яркостью они постепенно затмевают все вокруг. Но вскоре лишь до безобразия искусно затухают, навечно заключенные внутри наших обожжённых сердец. Хм, редко же трезвая реальность может мне предложить нечто подобное", – излишне трепетно отнесся к своим мыслям Марк. Вот уже 3-й час он лишь ворочался на “каменном”, словно крышка древнего саркофага, матрасе. И, как на зло, никак не мог уснуть.
Вместо этого, будто сильно боясь забыть о чем-то очень важном, он лишь раз за разом прогонял в голове так и не прочитанный им монолог, рассчитанный, по ошибке на двоих.
А за оком по-королевски пышно разгуливала морозная декабрьская ночь.
Тем временем как привычно курсирующий по обыденному ежедневному маршруту героя, незаменимый словно кровь, разливающаяся по нашим сосудам, рогатый людоед-трамвай, погрузившись в дрем, пустовал: давно уж опорожнив свое брюхо, чинно отстаиваясь в хоть изредка окутываемом маревом беззвучия громадном депо, закономерно располагающемся в самом сердце такого же, как и оно само, монструозного человейника…
С намеком на величие и даже некую историческую значимость; жаль ныне на право и на лево переписывающуюся. Доставшуюся нам в наследство от сюрреалистичного в своей незавершённости социалистического покойника – сразу же после смерти предательски высмеянного жиреющими потомками, но до сих пор временами воскресающего уродливыми шаржами в головах миллионов вечно обманутых людей, принимавших самое что ни на есть активное участие в его не только всесоюзно одобренной похоронной процессии.
"Как же я рада, что ты все-таки забрал меня оттуда. Терпеть не могу это беззаботное, удушающее "оттуда"; неизвестно почему именующееся железобетонными десятилетиями ночным клубом", – обращалась к нему, как тогда казалось парню, самая очередная: случайная и однодневная, а точнее – почасовая и неповторимо-ночная спутница. Кажется, ее звали Мар… Мариной. Или Марией?
