Наша жизнь – сплошное притворство, лишь бы выкроить для себя маленькую толику удовольствия.
Она терла небо влажной тряпкой – мыла окно. И только когда, загородивши шум с улицы, мелькнул, до блеска начищенный кусок синевы и сверкнули отражённым солнцем окна дома напротив, повернулась ко мне. Ещё раз, для верности толкнула ладонью тяжёлую фрамугу и та встала в пазы со стеклянным лязгом.
«А-а, это ты…», – глаза узнали и приобрели мягкое выражение. Как именно оно достигается, и чем: глазными мышцами, прищуром век, увеличением диафрагмы зрачка или всё-таки неизвестной науке силой исходящей изнутри человека, через эти живые оконца?
«Уборщица заболела, а в грязи не могу, – она подошла, и, смахнув полотенцем, остатки неба с рук, протянула ключи, словно фокусник неожиданно вынув их из развёрнутой ладони, – Запри дверь». Я послушно задвинул в паз бесшумный замок, и ещё не успев повернуться, почувствовал её прохладные руки под просторной футболкой.
Всегда поражает назидательная покорность этой позы, два перезрелых апельсина взращенных в солярии удивлённо взирают на меня снизу, – незагорелая чайка вместо бровей. Я придерживаю их двумя руками с боков, чтобы они случайно не раскатились по кабинету, с грохотом опрокидывая мебель, и не переполошили работающий офис за стеной. Широкая спина из той же оранжевой кожуры уводит мощёную тропинку позвоночника и блудливые пупырышки под задранное платье. Дальше блестит покрытая капельками пота, конопатая холка в вырезе летнего крепдешина с пуговкой застенчивой застежки на полукруге. Рассыпанные в простоволосом беспорядке пряди, и её руки, зацепившиеся за другой края стола, между аккуратно раздвинутых письменных приборов, равномерно пружинят в локтях, возвращая ци-трусовые (от слова трусы) мне в пах.
«Алла Велиановна, вы здесь?» – дёрнулась ручка двери. Несколько секунд замершего дыхания «на пике Джомолунгмы» (так называла Алла оргазм) и ещё раз медленное проверочное нажатие дверной фурнитуры, бронзовая полоска ручки отпружинила на место и замерла, видимо с той стороны двери интерес к ней был потерян. Наше затаённое либидо выдохнуло наружу: смешки, щипки, шлепки.