К утру совсем захолодало. В хате – как на улице. Афоня вылез из-под одеяла, накинул полушубок на голое тело. На майку: хэбэшные лямки потемнели от пота и от привычки мацать их пальцами (Люба ругала). Почесал грудь, опустил ноги на пол. Поёжился. Рядом на табурете – стеклянная баночка-поллитровка (окурки). Рука потянулась за папиросами, но замерла на полдороге. Курить не хотелось. Ничего не хотелось. "Бросить, что ли? – мелькнуло. – Или засмолить?"
За окном стоял снег. Снежинки – огромные ажурные – замерли в воздухе, опускались медленно, будто прилепленные к небесному занавесу.
Вышел на крыльцо; от свежего воздуха голова закружилась. И тут же – контрапунктом – в нос ударила вонь козлиного полушубка. Удивился: "Как я не учуял, когда покупал?"
Прошел на задний двор, к сараю. Ни для чего, просто, чтобы сделать что-нибудь. Афоня пребывал в отпуске, как муха в смоле. Неделя, слава Богу, прошла – канула в Лету, три оставшиеся маячили впереди: "Как беспощадные бронепоезда", – подумал о днях, а пуще о тягучих вечерах.
Сосед разбрасывал по огороду коровяк. Афоня решил, что это пустое: землю уже прихватило морозом, а значит, удобрение смоет талыми водами.
– Здорово, Афанасий!
– Здоровей видали!
Хотел повернуться и уйти, но от Саши (Александра Семёновича) так легко не отделаешься. Односельчане называли его Саша-Циклопедия. За обильный багаж разномастных знаний и пристрастие этими знаниями козырять.
– А я вот машинку коровичку дюбнул… не совсем задарма, однако, по дешевке. Вношу, вот, так сказать, питательные элементы.
Афоня подошел к забору, навалился. Подспудно подумал – и не подумал даже, а так… мелькнуло ощущение, – что можно, наконец, поговорить. Душа требовала.
– А от меня Любовь ушла.
Саша подошел к плетню. Они были одного примерно возраста, что-то около тридцати семи. Оба чуть перевалили за возраст Христа. Афоня – высокий, грузный, с огромной башкой. Тяжелый на думы, и на подъём: "Колода" – так говорила жена, когда злилась. Не тупой, нет, но медленно соображающий. "Куда торопиться-то? – рассуждал. – На тот свет?" Ему нравилось сравнивать себя с бульдозером (он вообще любил могучую технику): "Идёт медленно, а выравнивает гладко. Серьёзная машина".
