Марийка
– Ну, Марий, ну я тебя прошу, ну приворожи ко мне хоть кого-нибудь порядочного!
В кухне старенького бревенчатого дома сидели две яркие, красивые женщины.
Одна плотная, что называется, в теле. Все было при ней. И густые черные волосы, и яркие глаза, и округлые, волнующие взгляд формы.
Вторая высокая, крепкая, но без лишнего веса. Русые волосы, зеленые глаза на пол-лица, обрамленные густыми ресницами. Дама была красива той вкусной зрелой красотой женщины, не осознающей своей привлекательности.
– Семеновна, ты обалдела? – жгучая брюнетка посмотрела на свою собеседницу с возмущением и осуждением. – Что буровишь-то такое?
– Марий, – Елена Семеновна, бухгалтер местной фермы и одна из лучших фермерш района, страстно приложила руки к груди. – Марий, ты не представляешь, как надоело одной! – всхлипнула женщина.
За окном бушевала метель, то и дело бросая хлопья снега в широкое кухонное окно, а внутри было тихо и уютно. Несмотря на наличие в доме электричества, на столе потрескивала большая свеча, стоял аромат травяного чая с медом и свежей выпечки, разговор велся вполголоса…
– Ты-то жена мужняя, – прохныкала Семеновна, – тебе не понять.
Марийка поджала губы, прищурилась.
Ну да, она жена мужняя уж почти два месяца! Куда ей одиноких понимать-то!
Но о том, как помочь соседке, Мария задумалась.
Ленка, или Лен Семеновна, теткой-то была, в общем, хорошей. Числилась бухгалтером, но слава о ней шла, как о лучшей птичнице на три села. Выводок на фабрике возьмет – ни одного птенца не потеряет! Даже самого дохлого выходит!
И внешностью заметна. Волосы густые, длинные, в толстую косу заплетенные. Летом она ее вкруг головы укладывает, чтоб не мешалась, а зимой просто по спине. Сама изящная, плавная…
И умная, и хваткая, и все спорится у нее… Не сказать, что добрая, но справедливая. Да одна беда – мужика у нее действительно нет.
И где его взять-то? В деревне, да еще в таком-то возрасте.
Деревня вам не город. Тут мужик в сорок либо крепкое хозяйство держит. С хозяйкой обязательно. Либо шаляй-валяй и пьет без меры.
– Мариечка, – сложила Лена Семеновна руки в молитвенном жесте, – ну если приворожить нельзя, то ты хоть погадай мне.
