Знакомая стена. Вот и следы крови, пролитой не так давно. Он даже помнил, как ободрал пальцы об это место. Впереди опять поджидало великое ничто, раскрыв свои радушные объятия смерти. Он знал расстояние, которое ему предстоит пройти, прежде чем все закончится, и он наконец-то сможет отдохнуть. Эта улица, и он, как ему казалось, знал каждый камешек на мостовой и то, насколько она длинна. Но прежде, чем она закончится и закончится его жизнь, он должен опять исповедаться, но не священнику, а простому человеку, которого знал прежде и уже даже видел сейчас. Да, старик тоже заприметил появившегося в его поле зрения объект, который привнес так много беспокойства в его размеренную и простую жизнь. Серхио Фернандес, а это был именно он, заметался в поисках выхода или входа в свой дом, но, раздираемый противоречиями и любопытством, замер в ожидании встречи.
Энцо, наш любимый герой, со стоном и пошатываясь, приблизился к дому своего верного собеседника. Руками он зажимал раны, из которых сочилась кровь, шляпа закрывала его лицо, но Серхио-то знал, пришли именно к нему.
– Приветствую тебя, отче! – скорее простонал, чем проговорил Энцо.
Он стоял, пошатываясь, ожидая приглашения присесть на лавочку, демонстрируя достоинство и уважение. Старик делал вид что выжил из ума, но долго это продолжаться не могло, и он, обреченно махнув рукой, привычным движением достал бутылку вина. Энцо благодарно выхватил ее из рук старика, который от удивления открыл рот и протянул руки в сторону опустошаемой бутылки.
– Э-э-э, – затянул Серхио.
– Энцо, – напомнил свое имя пришелец, отдавая обратно в протянутые руки полупустую бутылку вина.
– Ну да, ну да, – пробубнил старик. Опять события завертелись с бешеной, для стариковской жизни, скоростью. Даже вино исчезало и появлялось в руках слишком быстро, чем это можно было отследить.
Энцо очень медленно опустился на скамью и снял шляпу. Солнце склонялось к горизонту, улицы были пусты, и зной прошедшего дня покидал город. С моря пришел насыщенный прохладой и свежестью воздух, как раз то, что было необходимо в конце этого трудного, для обоих собеседников, дня.
