«Я только одним глазком. Одной ногой. Одну рубашечку, новенькую. И бегом в продуктовый», – бормотала себе Алиса, спотыкаясь о горы стеллажей, выставленных в проходе универмага. – «Ну что они, не могли на полчаса позже их расставить тут? Как-будто меня ждали, утром привезли и меня ждали, чтобы начать распаковывать». Алиса при этой мысли злобно глянула на грузчика и подавила желание пнуть его. Стеллаж таки пнула. Случайно, мизинцем. И чуть не взвыла, прыгая на одной ноге. Грузчик злобно глянул в ответ. «Карма», – обреченно подумала Алиса и захромала к ближайшей лавочке. Ей показалось, что грузчик удовлетворенно крякнул. Видимо, согласился.
Алиса сняла балетку с ноги и начала рассматривать опухающий на глазах мизинец. Он был красный, как губная помада ее мамы, которую она бережно хранила и красилась только на большие праздники (например, в последний день перед отпуском). Пошевелила пальцами на ноге, застонала от боли. Пошевелила еще раз – а вдруг не так уж и больно, как показалось в первый раз. Не, не показалось.
«Перелом, как пить дать. Вот черт. И даже больничный не дадут, потому что мне завтра только на собеседование идти». Обидно было до слез. Алиса смотрела на злополучный палец и чувствовала непреодолимое желание пнуть стеллаж еще раз. Как в детстве, когда ударишься об дверь, начинаешь колотить ее в ответ. «И как я завтра пойду? И рубашку не купила. И еды никакой не купила. Вот дура!».
Алиса еще раз горько вздохнула, приняла тот факт, что допрыгать на одной ноге до дома будет наверняка сложно, и вытащила из сумки смартфон. Набрала номер:
–Ром, тут такое дело… Я в универмаге, застряла. Сижу на лавочке. Ты не мог бы забрать меня?
– Лиса, через полчаса буду ехать. Что там у тебя? – послышался ответ.
– Ну, я подралась за место на проходе и проиграла. Мизинец, кажется, сломала. Но это не точно, нужно снимок сделать. Хотя, толку от него, даже гипс не накладывают на этот дурацкий палец.
– О Боже… Ты как всегда… Жди.
Собеседник отключился. Лиса скорчила смартфону рожицу: – Да, я как всегда. Не ожидал что ли?
Стало еще обиднее, что и муж не посочувствовал. Так она сидела и жалела себя, даже почти до слез довела, но не успела разрыдаться от такой вселенской несправедливости, как приехал муж.