Когда лучинка упала, все ненароком встрепенулись. Но пьянящая тишина, умышленно звенящая в ушах, указала на ошибочность наших суждений – огонь не погас. Егор поднял её и поднёс к примятому краю картона, скромно выглядывавшему из камина. Почему-то мне вдруг показалось, что это была рука нищенки, тратившей последнее на кусок хлеба. С недавних пор мне всюду мерещились люди прошлого столетия, словно я должен был родиться совсем в иное время и совершать иные деяния. Должен заметить, мне нравились старомодные, даже раритетные вещи; одно время я коллекционировал старинные часы. Или, если быть точным, пытался. Вполне возможно, кто-то был в роду моём часовщиком.
Все вздохнули. Не принято было в моём обществе ронять лучины и бокалы во время праздников, не к добру это. Впрочем, иные были настолько суеверны, что приходили в дом мой окольными путями, не приведи, мол, с пустыми вёдрами встретить кого. Но это лишь присказки. Я не верил во многие народные суждения, тем более, убедился лично, что в большинстве своём ничего не сбывается. Однако всё же старался придерживаться определённых суеверий, хотя до сих пор не знаю, зачем именно.
Игорь продолжил изучение фотоальбома, сделанного мной ещё два года назад, а Дея и Мира вновь разговорились о своём, о женском – о мужиках. В конце концов, что последним оставалось ещё обсуждать, когда стрелки часов давно ушли за час ночи? Удивительно, что никто и не собирался готовиться ко сну, словно тайное собрание только начиналось. Между тем мы уже несколько часов без устали тарахтели о былом, поскольку виделись раз в году, после чего разъезжались по своим делам в разные города.
