Анне Кашкиной, выдающемуся поэту…
Отец умер неделю назад… Я никак не мог смириться с этой мыслью. Когда за три дня до этого навещал его в больнице, то видел перед собой крепкого мужчину, случайно лежащего на койке и говорящего всем своим жизнеутверждающим видом: «Протяну минимум сто лет – на меньшее не согласен!» – но утренний звонок лечащего врача подвёл черту под шестидесятилетней жизнью отца. Он так и не успел подержать на руках внучку…
В связи с этим печальным событием мы были вынуждены приехать из Петербурга в родной Челябинск, и, пока жена с дочерью пытались успокоить мать, я, чтобы излишне не тревожить и так измученное тоской сердце, решил посетить знакомый сквер, завсегдатаем которого был отец.
Шагая, мне казалось, что он, как в детстве, окликнет меня: «Мишка, холодно уже, надень шапку!» – и я, не без возмущения повиновавшись приказу, пойду на зов бархатного баритона, в котором нежность, победившая строгость, ложилась бальзамом на душу… Но ничего подобного не было: ветер сотрясал воздух, отнимая у деревьев последние пожелтевшие листья; да какой-то мужчина звал непослушного сына, который, как и я тридцать лет назад, искал острые ощущения.
Ещё мне показалось, что оставленные на тротуаре следы отображают протектор отцовской подошвы. Но я не мог удостовериться в этом до конца, потому что, откуда ни возьмись, пошёл колющий каплями дождь, смывающий грязь в одно большое месиво и морозящий мои и без того онемевшие пальцы, – я был вынужден направиться в сторону дома, мной избегаемого.
Я шёл быстро, глядя под ноги, опасаясь зацепить взглядом деревья, напоминавшие мне кладбищенские, с располагающимися между ними крестами, которые наряду с похоронной процессией наводили ужас даже на самое чёрствое и бессердечное существо… Я до дрожи боялся, что, забывшись, случайно подниму голову и вновь увижу ту самую картину. Но вдали уже виднелся дом. Я стал сильнее размахивать руками, пытаясь как будто бы взлететь, чтобы скорее выйти за границы ранящего меня мира…
