Утомленная июньским солнцем земля жадно впитывала редкие капли дождя, падавшие с небольшой тучки, лениво проплывающей над селом Оно лежало в неглубокой ложбине, разделенное на две неравные части маленькой речушкой, бравшей свое начало от нескольких родников у подножья невысокого холма с плоской, как бы срезанной поверхностью, издревле служившей местом выпаса крестьянских коров.
Вокруг села раскинулись бескрайние поля, перерезанные ровными линиями лесопосадок. С севера к селу почти вплотную подступал лес; вначале редкие деревья и кустарники, затем все гуще и гуще, пока, наконец вы не попадали в настоящие заросли. Пройдя еще несколько десятков метров вы вдруг оказывались на небольшой солнечной поляне, заросшей густой по пояс травой. По краям поляны там, где она смыкалась с лесной чащью, особенно с южной стороны виднелись кусты лесной малины.
Она недавно отцвела, и уже были видны зародыши ягод, которые вскоре превратятся в красные с синеватым отливом плоды с пряным неповторимым ароматом.
По окрестным полям лениво гуляет легкий шаловливый ветерок, он раскачивает головки колокольчиков и маков в такт одному ему известной мелодии. Потом ветерок затухает, как бы прислушиваясь к их звону и, чуть слышно шелестя в траве, отправляется в посадку на отдых. Отдохнув, он появляется снова, но уже с другой стороны. Головки цветов поднимаются навстречу ему, все повторяется снова и снова.
Тучка махнула хвостом, стряхнула последние капли влаги, давая понять всему, что росло под ней, что она уходит не насовсем, еще вернется и напоит своей живительной влагой забытую людьми землю.
На небе вновь засияли звезды. В их переливающемся свете над хатами причудливо струились синеватые дымки. Запах свежего первака заполнял ложбину, а у речки, смешиваясь с испарениями воды, вернее того, что в ней текло, способен был затуманить даже самую крепкую голову.
В такое время все сельчане становились поэтами, злобные оголодалые собаки превращались в смиренных ягнят. Положив головы на вытянутые вперед лапы и закрыв глаза они вдыхали пряный аромат, подвывая от удовольствия. Зато ночные разбойники-соловьи, надышавшись до одури, выдавали такие трели, которые не снились даже виртуозам Москвы.
