Я смотрю на отполированную столешницу, на которой аккуратно разложены листы и не могу понять, что же прочитала только что. Слова превращаются в черные кляксы и расплываются перед глазами. Возможно, из-за слез, которые обжигают нежную слизистую.
– Эрика, я ничем не могу вам помочь.
Голос Петра Сергеевича доносится до меня сквозь вату. В ушах стоит гул из мыслей.
Я поднимаю голову и теперь смотрю на адвоката, который всегда представлял интересы нашей семьи. Он мрачен, на испещренном морщинами лице пролегают темные тени. Он явно недоволен тем, что я заявилась к нему без приглашения и стала задавать неудобные вопросы. Для него неудобные. А меня эти вопросы беспокоили уже несколько лет.
Хочу кивнуть, но сил нет пошевелиться. Только моргаю и чувствую, как легкие то увеличиваются, то сжимаются, гоняя воздух, а кровь бьет пульсом в теле.
– Ох, не плачьте.
Он поднимается со своего места и, поковырявшись в шкафчике, протягивает мне распечатанную упаковку с салфетками. Я беру одну и красиво промачиваю покатившуюся по щеке слезу – как в кино. Я слишком много смотрю фильмов, и жесты некоторых героинь, которых люблю, становятся частью моей жизни.
Петр Сергеевич возвращается на свое место и со скрипом садится. Не знаю, скрипят ли его кости или дело в кресле, но не удерживаю кривую улыбку, которую он неверно истолковывает.
– Вот, уже лучше. Эрика, вам очень идет улыбка. Не отчаивайтесь.
Я все же киваю, пусть и не хочу. Вновь смотрю на листы и дотрагиваюсь до самого верхнего. Того самого, где расписан порядок наследования состояния моей семьи.
Кровь теперь пульсирует в голове. Я пытаюсь думать, но ничего путного на ум не приходит.
Мои родители погибли семь лет назад. Мне было одиннадцать, я гостила у друзей на итальянской вилле, когда пришла дурная весть. Девчонка, купающаяся в лазурном море, явно не ждала, что придут люди в темной одежде и скажут, что мои родители разбились. Их вертолет, на котором они отправились в небольшое путешествие, упал. Никто не выжил. Мое детское сердце разбилось тогда вместе с ними.
Я пыталась выжить и выжила. То есть моя оболочка. Со временем раны затянулись, жизнь закрутила меня, тряся порой вверх тормашками, но все было довольно неплохо, пока я не поняла, что с совершеннолетием не получу ничего, кроме красивой циферки.