– Ну, ладно, – покровительственно улыбнулась Катя. – Сейчас я вас немножко развеселю. Сейчас я вам мою любимую сбацаю…
Карен Шахназаров
«Курьер»
Жил на свете козел,
Не удав, не осел,
Настоящий козел,
С седой бородой!
Ме-е!
Слова песенки из старого фильма так и прыгали в моей голове. Я поддевала носами потрепанных кед золотые монеты березовых листьев – в этом году осень накатила ранняя, рыжая, как лисий хвост. Москву окунули в охру: взъерошенный город щетинился и стряхивал с себя брызги листьев. Вот и мне жутко хотелось выкинуть что-нибудь эдакое! Все вокруг менялось, только я оставалась прежней: послушная девочка, отличница, помощница мамы, гордость отца. Но такое чувство, что сама где-то потерялась. И все это лишь маски, которые навесили на меня близкие.
Несколько дней назад мы всей семьей переехали в новый район. С тех пор мне все время кажется, что я забытая на старой квартире сумка. Не могу найти себя – и все тут!
Помню, как съезжали из дома. Папа и мама носились вокруг грузчиков озабоченные и нервные. Грузчики ползли по лестнице, как улитки – томно и медленно, выпучив глаза. Брат пытался руководить процессом, пока папа не отвесил ему подзатыльник:
– Давай, Денис, сам крутись!
И Дэн тоже закрутился: стал прыгать через улиток-грузчиков с тюками. А мы с мамой контролировали сохранность хрупких и ценных предметов.
– Осторожнее с картинами! – кричала мама.
– Книги не рассыпьте! – вторила я.
В это время где-то раздавался звон побитых бокалов.
Потом, помню, мы долго колесили по городу, застревая на светофорах и вдыхая выхлопные газы. Когда я вылезла из машины возле нашего нового дома, земля качалась подо мной, и казалось, что целый век я не смогу всунуть в рот ни крошки. Уже ночью, сидя на чемоданах, мы жадно лопали заказанную пиццу и смотрели в окно. Ночь на северо-западе Москвы казалась мне неотличимой от ночи на востоке. Все детство я провела рядом с Измайловским парком, теперь же возле дома раскинулся Серебряный бор.
Меня никто не спрашивал, хочу ли переезжать, менять школу, расставаться с одноклассниками. Но и это не самое страшное. Страшнее было то, что я сама вовсе не могла понять, рада ли этому переезду. Выходит, я дожила почти до пятнадцати лет (осталось-то всего ничего – меньше полугода) и до сих пор не знаю: кто же такая Алиса Лисицына.