– Чьё это?! – допытывалась жена, всё возвышая тон. Она с презрением смотрела на чёрный волос, который держала двумя пальцами прямо перед носом супруга.
– Перестань, Ксюша, ну не знаю я! – изо всех сил оправдывался Виктор Николаевич.
– А глаза-то сделал невинные! Думаешь, поверю после того, как на прошлой неделе нашла красные дамские перчатки в машине?!
– Рассказал же, что перчатки бухгалтерша оставила, когда мы в налоговую ездили.
– А этот волос твоя бухгалтерша оставила прямо на кухонном столе! Вы что же прямо здесь всё это?! Нет, не могу поверить! Какие бесстыжие! – Ксения прикрыла рот ладонью и поспешно вышла из кухни.
– Ксюша, клянусь, что никогда и никого в наш дом не водил. И не приведу, – мужчина проследовал за супругой в спальню. Он чувствовал себя невинным агнцем, которого несправедливо отправляют на жестокое заклание.
– Откуда тогда этот волос?!
Виктор Николаевич действительно не знал, что ответить. Он и в самом деле не приглашал в дом посторонних женщин. 45-ти летний семьянин искренне считал себя почти непогрешимым перед женой. Почти. То, о чём Ксения не подозревала, он полагал своим личным делом. Но после тех красных перчаток личное дело висело на волоске от огласке. На волоске. Но не чёрном. Ведь у его любовницы волосы были чуть светлее жениных. Кроме того, Лизавета действительно никогда не посещала супружескую квартиру – на такой риск осторожный мужчина просто не отважился бы.
«Чёрт возьми этот волос! – злился он. – Ну откуда мог взяться?! Идея!»
– А может быть, это твой любовник оставил?! – выпалил Виктор Николаевич, стараясь выразить в вопросе как можно больше негодования.
– Что? – опешила Ксения. – Ты же знаешь, что у меня никого нет. И быть не может. Мне противна даже мысль об измене.
– Разве я могу быть уверен, – примирительно, но всё ещё с деланным подозрением продолжал бывший подозреваемый. – Да, я верил тебе, но теперь…
– Он женский.
– Волос не подписан.
– Для мужского слишком длинный. Ты морочишь мне голову.
«Уже не психует, – ликовал супруг, – полдела сделано! Ксюша быстро успокаивается».
– Мама, вы ссоритесь? – в кухню вошла 7-ми летняя дочка.