Золотая клетка и запах масла
Солнце, словно ленивый художник, не спеша прокладывало золотые мазки по гладкой поверхности паркета, который словно зеркало отражал интерьер просторной гостиной. Высокие окна, обрамленные тяжелыми бархатными портьерами, с трудом пропускали шум улицы, создавая внутри атмосферу умиротворенной изоляции. В центре комнаты, возле массивного дубового стола, за которым могли бы разместиться с десяток человек, сидела Амелия. Её тонкие пальцы, казалось, невесомо касались страниц томика стихов – сборника романтических произведений, которые она читала уже в который раз. Лицо девушки выражало легкую рассеянность, даже, пожалуй, некую скуку. Глаза, цвета летнего неба, блуждали по строкам, но, казалось, не могли найти в них ответа на терзающие ее вопросы.
Она была одета в легкое шелковое платье нежного лавандового оттенка, которое подчеркивало её изящную фигуру. Легкий аромат французских духов едва уловимо витал в воздухе, дополняя ощущение роскоши и утонченности. На столе, рядом с книгой, стояла чашка с недопитым чаем, от которого поднимался тонкий струйный парок. За окном, вдали, виднелись крыши домов, город, который казался Амелии далеким и чужим. Она чувствовала себя узницей, хоть и золотой, клетки, где каждый день похож на предыдущий, где каждый шаг расписан и предсказуем. Тоска в ее глазах – это не тоска по чему-то конкретному, это скорее усталость от однообразия, от отсутствия настоящей жизни, полной страстей и переживаний.
В особняке царила стерильная тишина, которая давила на нее своей монотонностью. Единственным звуком, нарушавшим покой, было размеренное тиканье антикварных часов, стоявших на каминной полке. Их мерный ход словно отсчитывал минуты, которые складывались в часы, а часы – в бесконечные дни. Амелия не понимала, зачем ей все это. Ее жизнь словно игра, в которой ей отведена роль, и она обязана ее играть. Она иногда задавалась вопросом, что если все бросить? Что если выйти за рамки дозволенного? Но тут же гнала от себя эти мысли, понимая их бесполезность.
В противоположной части города, в промышленном районе, жизнь кипела совсем иначе. Здесь царил шум и гул работающих станков, запах машинного масла и металла, которые въедались в кожу. В большом, плохо освещенном цеху, среди станков и инструментов, работал Дмитрий. Его руки, испачканные машинным маслом, ловко орудовали гаечным ключом, подтягивая болты и гайки. Лицо было сосредоточенным, брови слегка сдвинуты, а в глазах горел живой огонь. Он был весь в работе, он словно часть этой машины, и чувствовал себя в своей стихии. Его тело было сильным и тренированным, а движения – точными и уверенными. Он был одет в рабочую робу, пропитанную запахом железа и пота, но это его не смущало.
