Восемь месяцев назад…
Сорча Келли решительно направилась к входу в клинику. Миновало почти три недели. Они должны позволить ей увидеть его. Особенно теперь, когда она уверена. Не подозревает, а уверена, что беременна.
Семья Цезаря Монтеро знала ее только как его личную помощницу. Абсолютно ему преданную. Их это вполне устраивало. Они не смогли бы вернуть управление межнациональной инженерно-строительной корпорацией его отцу без нее. Она оказалась бесценной в первые сложные дни после катастрофы.
Но она была всего лишь личной помощницей, а Цезарь был без сознания. К нему пускали только родственников. Ну и невесту, конечно.
Как именно человек, находящийся в коме, мог обручиться? Вот что хотела выяснить Сорча. За исключением встреч на семейных мероприятиях Цезарь не общался с Дайегой. Стремление двух семей объединить свои активы, поженив детей, не было подкреплено ничем, не говоря уже о брачном контракте.
Мать Цезаря настаивала на оглашении помолвки. В тот последний день Цезарь признался, что не хочет этого.
Он оставил Сорчу в тот вечер, когда произошла авария, чтобы сообщить Дайеге, что свадьбы не будет. Почему же она ведет себя так, словно их брак – дело решенное?
Как Дайега из друга семьи превратилась в невесту за то время, что Цезарь провел у подножия скалы в покореженной машине?
Этот вопрос мучил Сорчу. Она с нетерпением ждала, когда Цезарь очнется и объяснит все сам.
Однако он долго не выходил из комы. Молодая женщина начала думать о том, что в такой ситуации ее ребенок может стать утешением для семьи. А когда Цезарь придет в себя, он, несомненно, скажет, что именно она должна находиться рядом с ним, а не Дайега.
Однако этого не случилось. Его отец зашел в офис и сообщил, что Цезарю стало лучше, но он не помнит ничего из того, что произошло в течение недели до аварии. Он не помнит, как перерезал ленту на мосту в Мадриде, и крайне встревожен этим, добавил сеньор Монтеро со своей знаменитой хмурой улыбкой, говорящей о том, что его раздражают простые смертные и их слабости.
