Две недели назад.
– Шон! Мой телефон снова перестал работать! – кричу я, открывая дверь в дом своего парня.
Мне не нужно приглашение, чтобы войти. Я практически живу здесь с тех пор как мне исполнилось семь. К тому же мне отлично известно, что его родители улетели на отдых еще два дня назад.
– Эй, ты меня… – замираю на входе в гостиную и получаю практически осязаемый удар в сердце.
Темные длинные волосы, которые ласково перебирает рука Шона, принадлежат моей лучшей подруге. Лиз… Они практически сплелись в единое целое, сидя на диване, и так увлечены друг другом, что совершенно не замечают моего присутствия.
Наконец Шон отрывается от ее губ и, поворачиваясь в мою сторону, открывает рот, но я совсем не слышу, что он говорит. В голове громом раздается только одно слово, болью отзываясь в висках. «Измена!»
Срываюсь с места и бросаюсь прочь из этого дома, подальше от двух самых близких людей, только что растоптавших мое доверие и любовь к ним обоим. Слезы размывают окружающее пространство, мешая видеть дорогу. Хорошо, что я могу пройти отсюда до своего дома даже вслепую.
Мама встречает меня в прихожей и смотрит испуганно, явно не понимая, что происходит. Хочется броситься к ней в объятия, чтобы получить долю материнской любви, но я знаю, что этого не случится.
– В чем дело, Даяна? – спрашивает мать ровным тоном. Иногда мне кажется, что она робот.
– Шон и Лиз… – запинаюсь из-за рвущихся наружу рыданий. – Они вместе… Они… – слова даются с трудом.
– Что случилось?
– Шон изменяет мне с Лиз, – выпаливаю я и чувствую режущую боль в районе груди.
– Ты уверена? Может, это какое-нибудь недоразумение? – все также спокойно спрашивает мама.
– Я видела их.
– Уверена, этому есть объяснение. Тебе нужно просто поговорить с ними. Все наладится, – пожимает плечами, продолжая делать вид, что ничего страшного не случилось.
Не знаю, что хуже. То, что произошло десять минут назад или то, что моей родной матери плевать на меня.
Стискиваю зубы и прохожу мимо нее, направляясь в свою комнату. Падаю на постель и даю волю слезам. Это то, что получается у меня лучше всего – плакать и жалеть себя. Должно же стать легче, верно?
