В последнее время ему стала отказывать память. Ещё недавно, лет сто назад, он помнил своё детство. Теперь воспоминания упорно не желали возвращаться в прошлое более отдалённое, чем появление здесь. Как ни старался, он не мог вспомнить ничего до того момента, как за спиной бесшумно сомкнулись каменные створки ворот, и голос ниоткуда произнёс: «Теперь ты навеки наш кошчи, пленник. Это – твоё обиталище до самой смерти. Ты здесь чтобы охранять наше сокровище. Жители ближайшего селения приневолены кормить тебя, а ты не должен впускать сюда никого. Всякого, кто попытается постичь тайну подземелья, убей!».
На противоположной стене вспыхнул неяркий факел, и голос затих. Немало воды утекло, прежде чем пленник услышал его снова. Сколько именно – непостижимо. В подземелье время не имело какого-либо мерила. Факел у входа всегда горел так, будто только минуту назад на него упала искра от огнива. Ничем от него не отличались факелы в высоком сводчатом коридоре, который вёл от входа в большой каменный зал, где на холодном полу в беспорядке свален арсенал разнообразного оружия. Нехитрую еду, которая появлялась в неглубокой нише рядом с воротами, пленник относил в зал, где у него было устроено подобие человеческого жилья.
Сколько лет его жизнь состояла только из еды и сна, он не знал. Но день за днем он переставал быть человеком. Жизнь подчинилась распорядку: пробуждение, несколько шагов до ниши, обратный путь с узелком, однообразная еда, вкуса которой он уже не ощущал, и снова сон.
А потом ушел и сон. Пленник сидел на одном месте, не желая вставать, не желая ни есть, ни пить. Он звал смерть и не находил её. Рвал на голове отросшие волосы, бился головой о камни, оставляя кровавые узоры на стенах. Потом сдавался и снова совершал опостылевшие шаги до ниши. И очередной крестьянин облегченно вздыхал и вытирал пот со лба: узелок, наконец, исчез.
Проклиная себя за слабость, пленник шел к груде ржавого оружия, что валялась посередине пещеры, но не мог найти в себе силы покончить одним взмахом с опостылевшей недожизнью. Тускло поблескивающие мечи валились из его дрожащих рук со звоном погребальных колоколов.
