Когда двери лифта открылись на двадцать третьем этаже, сердце Джейти Хартли неожиданно сильно затрепетало в груди.
Она была здесь.
Она стояла к нему спиной возле ресепшн всего в десяти футах. Блестящие волосы благородно отливали медью. Тело, греховно прекрасное, с годами стало еще более притягательным. Она была одета в строгий кардиган кофейного цвета и юбку. На мгновение он затаил дыхание, вспомнив минувшие годы. Потребность крепко обнять ее, окружить своими руками вспыхнула с неимоверной силой, но он устоял. Прошло четырнадцать лет с тех пор, как он мог себе это позволить.
Сзади раздалось многозначительное покашливание. Обернувшись, Джейти обнаружил, что его адвокат, Филипп Хендрикс, жмет на кнопку задержки закрытия дверей. В глазах Филиппа читался вопрос. Они ждали Пию на автостоянке в центре Манхэттена целый час, прежде чем им удалось перехватить ее. Джейти выведал информацию у одного из секретарей: Пия приболела, но уже сегодня должна была выйти на работу.
Настало время приступить к следующему этапу плана по восстановлению справедливости – скоро он вернет свои деньги.
Расправив плечи, Джейти решительно направился вперед и остановился на некотором расстоянии от нее. Пульс стучал в висках. Она забирала корреспонденцию у секретаря. Несмотря на многочисленные тренировки, в ее произношении все еще слышался эскимосский акцент.
Он стоял так близко, что мог чувствовать запах ее духов, навевающий мысли о чистом горном источнике, и ее собственный, слегка пробивавшийся аромат. Букет опьянил Джейти, в голове вновь всплыли воспоминания о Пии, крепко прижимавшейся к нему, когда он вез ее на мотоцикле к их тайному местечку за городом.
– Пия. – Имя сорвалось с его губ, прежде чем он успел остановить себя.
Ручка со стуком упала на стол. Пия повернулась к нему – ее лицо вытянулось от удивления. На какой-то миг время словно замерло. Джейти уставился в ее голубые глаза – такие родные, даже спустя столько лет. Она прижала красную папку к груди и неожиданно выронила ее.
У него почти получилось сбить ее с толку. Оказалось, они оба были заложниками общих воспоминаний.