Ян подъезжал к городу по северному тракту, минуя бесконечную череду людей, двигавшихся ему навстречу.
Крестьяне, горожане. Они двигали тележки, нагруженные нехитрым скарбом, тащили узлы с вещами, толкали, постоянно вздрагивающие на ухабах телеги, в которых сидели дети и женщины с испуганными глазами. Одинокий всадник, в потертом темном жупане, не вызывал у них интереса. Люди бежали от войны, от бунтовщиков, разорения, смерти, их лица отражали только страх и усталость. И еще апатию, неверие.
То, что он видел беженцев так близко от города, позволяло надеяться, что он успеет. Успеет. … Грустная усмешка тронула его лицо: «Я отличаюсь от всех этих беглецов только направлением движения. Полководец без армии. Воин, который не хочет больше сражаться».
Он не мог, не хотел больше смотреть в глаза, которые покинула надежда, и пришпорил коня.
Полуденный ветер мягко касался наливающихся колосьев. Урожай обещает быть неплохим. Если только будет, кому заниматься уборкой. Ну да, это вообще не должно было его интересовать. От слова совсем.
Время от времени моросящий дождик прибивал дорожную пыль и, ловя губами, редкие теплые капли можно было почувствовать себя почти живым.
На подходе к городу, человеческий ручеек сузился, а затем вообще иссяк. Видимо, все, кто хотел покинуть город, уже двигались по тракту по направлению к Зеленой Горе, так что к городским воротам он подъезжал практически в полной тишине. Копыта грохотали по булыжной мостовой, но из калитки Зеленой Брамы никто не вышел. Некоторое время он ехал совсем один, в гулком одиночестве, минуя мертвые глазницы пустых окон.
Пустота знакомых улиц давила, мешая собраться с мыслями и придумать хоть какие-то слова. У обители св. Екатерины он вообще замер, и долго ждал хоть какого-то знака, отдаленного звука, или мелькания огонька свечи за дверями костела. Но темнота была терпелива и он понял, что не стоит придумывать причины для того чтобы отложить намеченное. Что ж возможно так же пусто будет на всем оставшемся пути до родительского дома.
Однако, недалеко от кузнечных рядов, дорогу перегородили солдаты. Усатые лица, стальные кирасы в отблеске пламени. Нацелив мушкеты, они начали задавать вопросы, каркая словно вороны.
