Ира
*
– Свидетельница, с вами всё хорошо? – словно из тумана до меня донёсся низкий мужской голос. – Отвечайте на вопрос!
Ну как хорошо… Вообще-то я на пляже лежу, загораю. Моргнула. И оказалась непонятно где.
Это зал суда, что ли?
Солнечный удар? Или реальность?
И что мне ответить этому типу? Кстати, этот зал набит битком мужчинами. Ни одной женщины нет. Кроме меня. Все притихли и уставились на меня. И одеты так странно. Смешанный стиль: то ли средневековые камзолы, то ли серебристые костюмы из синтетической ткани, которые будут уместны даже на звездолёте.
Прямо передо мной возвышались три массивных кафедры. Из-за одной вышел тот брюнет, который привязался ко мне с вопросами. Худой, высокий, с нервными движениями и задранным носом-закорючкой, он был чем-то похож на дистрофичного орла и тоже буравил меня взглядом, причём отнюдь не дружелюбным. Интуитивно поняла, что он прокурор или типа того.
За второй кафедрой сидел сухопарый прилизанный брюнет с бегающими глазками. Догадалась, что это адвокат.
А за самым массивным столом, справа, восседал пожилой полноватый блондин в чёрной накидке. Судья. Рыхлое лицо, расслабленная поза, равнодушие и скука в глазах – он не вызвал ни грамма симпатии.
Чуть левее от меня находилась железная клетка. Там на длинной скамейке сидел седовласый мужчина лет пятидесяти с военной выправкой, в белой униформе с золотыми нашивками и эполетами. На груди – куча медалей. В голову сразу прилетело слово «адмирал».
Твёрдый подбородок, высокий лоб, прямой нос, чёткая линия губ, синие глаза.
Он сверлил меня взглядом так пристально и с такой мольбой, что по позвоночнику пронеслись мурашки. Такое чувство, что его судьба сейчас в моих руках.
Скосила глаза вниз.
Хорошая новость: я тут стою не в пляжном бикини.
Плохая новость: на мне чёрные колготки в сеточку, кожаная мини-юбка, которую смело можно назвать лоскутком, и короткая чёрная облегающая майка, оставляющая открытым живот.
Очень плохая новость: это не моё тело.
Чёрный лак для ногтей и пирсинг в виде массивного золотого кольца в пупке? Серьёзно? Мой внутренний эстет рухнул в глубокий обморок.
