– Какого черта ты вернулась? – рявкнул он так, что внутри все сжалось. – Артем, я скучала, – растерялась от напора и ядовитого голоса, оттого мои слова прозвучали жалко. – Забудь. Ты мне больше не нужна, а не послушаешь – пожалеешь, – он завел мотоцикл и собирался отъехать. – Вспомни про нашу дружбу, – последняя попытка остановить его. Артем газанул, заставляя мою кожу покрыться мурашками. – Хорошо, но только по старой дружбе, – обернулся и указал на сиденье. – Запрыгивай. Посмотрим, чему тебя научили французские парни… Артем Яров тот, ради которого я вернулась в родной город. Мой друг, моя любовь… Он нужен мне… Но Артем считает, что своим отъездом я предала нас. Мне необходимо вернуть его. Только вот у него другая жизнь и я в его планы не вхожу.
– Ты снял нас? – я подскочила и подошла к нему, чувствуя, как на смену горя пришел гнев. – Зачем?
– Да, просто так.
– Что ты будешь с этим делать?
Он пожал плечами.
– Еще не решил.
– Сотри немедленно, – я постаралась отобрать телефон, кинулась за взметнувшимся прямоугольником, хранящим в себе постыдный компромат, но Артем схватил меня за запястье и сильно потянул руку вниз, безотрывно смотря немигающими глазами.
– Будешь хорошей девочкой – сотру, а плохой… Солью в интернет.
– Какой ты урод, – прошипела сквозь зубы, едва сдерживаясь, чтобы не расцарапать бесчувственное лицо без тени эмоций. – Я ненавижу тебя, Яров. Думала, что мы сможем наладить отношения, но как же я ошиблась. Лучше бы не приезжала.
– Да, – наконец губы дернулись, вычерчивая злую складку, и скорлупа отрешенности дала трещину. – Правильно. Оставалась бы ты лучше в своей сраной Франции, со своим гребанным папашей, к которому сбежала, обманув меня. Вали, сказал, хватит тратить мое время, – Артем отпустил руку и, открыв дверь, пульнул мои туфли так, что они разлетелись по коридору. – Забирай монатки, иначе и они полетят.
Понуро опустив голову, я схватила оставшиеся вещи и направилась на выход.
– Скажи, – посмотрев исподлобья на Артема, я вытерла слезы и понизила тон. – Ты предохранялся?
Уголки губ медленно поползли вверх, а глаза сощурились.