Полина открыла глаза. Она лежала в своей кровати, в своей комнате, сквозь полупрозрачные шторы пробивались яркие лучи весеннего солнца. Она улыбнулась и сладко потянулась в постели. Сегодня выходной, можно подольше поваляться, никуда не надо спешить. Но лежать почему-то не хотелось. Она спустила ноги с кровати, влезла в тапочки и подошла к окну. Раздвинув шторы, Полина задержалась возле приоткрытого окна.
В комнату ворвалось яркое солнце и прохладный ароматный воздух. Пахло свежей зеленью и черемухой. Май. Она любила это время года, когда все пробуждалось и расцветало, наполняя жизнь новыми яркими красками и сладким запахом цветущего сада. За окном было бело – цвели яблони и черемуха. Ветви высокой черемухи буквально врывались своими белоснежными гроздьями в окно ее комнаты, наполняя все вокруг сладким восхитительным ароматом. Полина протянула руку, сорвала веточку и поднесла к лицу. Цветы были душистые и прохладные. Она улыбнулась, подошла к большому зеркалу, приложила нежное соцветие к волосам и приколола его заколкой. Накинув халатик, она направилась чистить зубы в ванную, и вдруг услышала приглушенный разговор родителей:
– Отдай, наконец, эту брошь Полине, – сказал отец.
– Да, пора. Я получила ее, когда мне исполнилось двадцать. Завтра нашей дочери исполняется двадцать один год. Надо было подарить ей ее еще в прошлом году, но я все боялась.
– Ой, Наталья, чего ты боишься? – возмущенно воскликнул отец.
– Ты знаешь чего! – громким шепотом ответила ему мама.
– Но это же невозможно! Ты наслушалась рассказов своей бабки и теперь постоянно думаешь только об этом!
– А о чем прикажешь мне думать? Эта брошь переходила от матери к дочери уже несколько поколений. Моя мать сказала мне, что ее передают дочерям в двадцать лет. Я протянула еще год и постоянно думала о том, что что-то нарушаю.
– Какие глупости! – сказал отец. – Если ты боишься этой броши, надо было давно избавиться от нее. Продала бы. Может, машину бы купили. А то хранишь ее и боишься.
– Да, боюсь. Избавиться от нее я не могу. Мне было строго сказано – она должна оставаться в семье. Иначе нельзя.
