1. Глава 1. Алтарь Эрешкигаль
Акме продиралась к сознанию, как ребёнок рвётся к свету, пытаясь выбраться из материнского чрева. Шторм бескрайних океанов швырял её на острые утёсы, пронзающие и на части разрывающие плоть. Всё тело превратилось в одну сплошную боль, и мир под нею разверзнулся, будто пропасть.
Акме смогла открыть глаза. Но как только сделала это, лучи Шамаша озверело хлестнули по ним яркостью и злобой, и девушка зажмурилась. Голова её прыгала на выщербленных досках движущейся телеги. Грубые и хриплые вопли похитителей ворвались ей в уши, будто те низко склонялись над нею и выжидающе взирали. Приоткрыв оба глаза, она увидела поля — изумрудные и бескрайние, будто глаза Гаральда Алистера.
Жажда,— а с ней и тошнота,— мешали думать. Впереди она видела затянутую в грубую кожу безрукавки спину погонщика, который управлял единственной лошадью. По бокам тоже ехали всадники, с ног до головы затянутые в какие-то тёмные лохмотья.
О Коците Акме слышала достаточно, чтобы понять, что сейчас жизнь её как никогда висела на волоске. Она не знала, как подействует на коцитцев её огонь. Несмотря на жестокость и дикость, они были людьми. Могла ли она противостоять людям своей Силой?..
Поначалу головная боль ослепила, затем стало темно, и девушка была вынуждена, свесившись за борт повозки, с мучительным стоном высвободить содержимое желудка. Отплёвываясь, она увидела, как к ней подъезжает один из всадников, завёрнутых в тёмные одежды. Лицо его, от природы невыразительное, и без того лишалось всяческой живости из-за прочертивших кожу шрамов и язв.
Одна группа всадников отправилась на запад, другая — на восток. И тогда Акме осознала, что похитители пытались сбить преследователей со следа. Тогда она оторвала от своей ярко-красной туники небольшой кусочек и выбросила на траву.
Безысходность вновь начала завладевать ею, но, некоторое время подумав о незавидной судьбе своей в коцитском плену или на алтаре, Акме решилась действовать, пока её не привезли в волчье логово. Она глубоко вздохнула, чувствуя, как по жилам разливается пламя, подняла голову к небесам, будто грея лицо своё в солнечных лучах своего предка, и проникновенно прошептала: «Аштариат. Аштариат. Аштариат…».
