Зимняя ночь в саду
Ниткой тонкой – и месяц в небе
И цикады чуть слышный звон.
Басё
Шум во дворе возвестил о прибытии Лартиха Третьего, государя Эстрайи, старшего сына Дома Речных камней.
Анна не вышла его встречать. Напротив, едва в распахнутое окно залетели отзвуки знакомого голоса, ушла в спальню. Тяжелое кресло не хотело покидать привычного места, и его ножки оставляли следы на полу. Но Анна все же перетащила его к двери, заблокировав створки. Разумом она понимала – для короля это не преграда. Но действовала, не думая.
Хон, явившийся, как только стало известно о визите государя, растерянно наблюдал за метаниями Наири по дому. Бледная, она сжимала кулаки так, пальцы сводило судорогой. Губы утратили ту спелую яркость, что радовала взгляд, а в глазах поселилась паника. Когда юноша услышал скрипящий звук от ножек кресла, он не выдержал.
– Наири!
– Чего тебе, Хон?
– Чего вы боитесь, госпожа? Его Величество не причинит вам вреда. Напротив…
Из-за двери послышался то ли смешок, то ли всхлип.
– Ты так веришь своему королю? Все правильно, ты и должен ему верить…
Звук двигаемой мебели повторился. Дверь открылась. Анна, едва ли не впервые за все время пребывания в Академии, надела поверх рубашки мундир. И теперь стояла, высоко вздернув подбородок – жесткий воротник не позволял опустить голову.
– Наири…
– Ступай, Хон.
Голос дрожал, но Анна изо всех сил старалась обуздать волнение.
– Ступай. Тебе не стоит быть здесь, когда явится твой господин. И скажи всем… Если войдет кто-то, кроме Его Величества, я очень рассержусь.
Анна шла ва-банк. Она не надеялась на успех своего ультиматума, но Хон склонился в почтительном поклоне и вышел. Дежурный преподаватель последовал за ним. В наступившей тишине слышны были шаги поднимающегося по лестнице короля.
Он замер на верхней ступеньке. В темных глазах плескалась печаль. Потом очень медленно король опустился на колени. Высокая заколка, удерживающая узел волос на темени, почти коснулась ног Анны:
– Приветствую Наири, Дарующую Жизнь. Позвольте поздравить вас с благополучным возвращением.
Тихий голос тек, словно жидкий мед. Анну затрясло. Больше всего ей хотелось скрыться за тяжелой дверью, забиться в угол и накрыться с головой одеялом. Как в детстве: "я ничего не вижу, значит, и меня никто не видит". Но детство закончилось давным-давно, а от жизни не убежать. И она выдавила: