Пролог.
– Я дам сто тысяч евро за эту красотку! – выкрикнул мой противник, подняв руку с веером вверх.
На подиуме стояла одна единственная, которую я должен был заполучить прямо сейчас. Любой ценой. Свирепо посмотрев на араба, покрытого белыми тканями, я ухмыльнулся, будто удивлялся его заявленной ставке. Тот, конечно, пришел в восторг, что еще немного, и она станет его игрушкой для простых утех. Но я тянул со ставкой, хищно посматривая на испуганную девушку перед нами. Затем взял со стола свой веер с цифрой.
– Даю сто пятьдесят, – парировал я совершенно спокойным тоном голоса.
Араб зашелся в гневе, а его лицо побагровело от ярости, что у него появился потенциальный противник. Это не игра и не мерка кошелька, это битва на смерть. Я не терплю проигрышей, особенно, когда жажду заполучить то, что принадлежит мне. Араб защебетал со своими советниками, искоса посматривая на полуобнажённую девушку, стоящей в непроницаемой черной маске на глазах. Она дрожала, и я буквально ощущал ее вибрацию тела. Дышала девушка учащенно, содрогаясь плечиками от озноба и страха, который сковал ее всю.
В помещении был приглушен свет, но софиты ярких желтых лучей освещали её, словно она являлась драгоценным камнем.
– Ваша ставка, сэр, – поторапливал ведущий, похаживая вокруг «товара». – Девственница. Чиста, как белый, неотесанный лист. Податливая и ласковая. Она скрасит ваши вечера, господа, – толстый и неприятный на вид жирдяй, рекламировал её, слово она не была живой. Мне стало противно и дико от сравнения, но я занял свои руки сигарой. Прикурил, обжигая исключительно зажженной спичкой, а не зажигалкой. Молодой табак, специально сделанный на заказ в закрытой мастерской нежными ручками красоток, наградил меня горьким вкусом, постепенно превращаясь в сладость. Втягивая аромат, я чувствовал, как мои легкие покрываются слоем очередной дозы никотина. Красный огонек привлек внимание араба.
– Ну? Я жду, – грубо заявил, подначивая его. Араб соскочил со своего места. Весь затрясся, испытывая очередной проигрыш на аукционе. Вся его свита тихонько помалкивала в сторонке, боясь гнева хозяина.