Стас ехал очень быстро. В ночное время суток им встречались лишь такие же запоздавшие путники, как они, или гонщики, пробующие свои силы на пустых дорогах. Когда путешественники въехали в Бат, стрелки на часах показывали четыре утра. Через несколько минут мицубиси Паджеро остановился у дома тетушки Джейн, проехав через ворота на территорию особняка. Путники вышли из машины и постучали в дверь. Сначала было тихо, но потом послышались шаркающие шаги, и сонный мужской голос спросил:
– Кто там?
– Джон, это я – Алекс, открывай, – ответил один из приехавших.
– Я-то Джон, – подтвердил голос, – но откуда мне знать, что вы и правда Алекс?
– Посмотри в домофон. Ты меня видишь? – поинтересовался Меньшов, зная, что в холле стоит домофон с небольшим экраном.
– Станьте на свет.
– Я и так на свету, фонарь прямо в глаза бьет. Ну… видишь?
– Вроде как – вы. Только… ну и вид у вас! Рубашка вся грязная и разорванная.
– Ты меня впусти, а потом будешь дальше рассказывать про мой вид.
– Сейчас, сейчас… – ответил Джон. Замок щелкнул, звякнула цепочка, загремел засов, и дверь открылась.
– А на засов зачем закрылись? – спросил Алекс.
– Леди приказала. Она любит надежность.
Молодые люди зашли в холл. Джон отправился доложить хозяйке, что приехали гости.
Лельку разбудил какой-то звук снаружи. Ей послышалось, что хлопнули дверцы машины и раздались голоса.
«Кто бы это мог быть в такое время? – подумала она и с недоумением посмотрела на часы. – Может, это Алекс?» – неожиданно пришло ей в голову. Быстро накинув длинный шелковый халат на свою ночную рубашку и стараясь не разбудить Зину, она быстро проскользнула в холл. Издали Леля услышала голоса, и, как ей показалось, один из них принадлежал её любимому. Войдя в прихожую, она увидела молодых людей, Меньшов сидел к ней полубоком. Она радостно воскликнула:
– Ребята, как я рада!
Но в следующий момент разглядела их поближе. Бровь у Алекса была разбита, и нависал отек, рубашка чем-то испачкана, а из-под оборванного рукава виднелась повязка. У Стаса образовался черный синяк над и под глазом.
– Мальчики! – сказала Лелька, в ее взгляде было глубокое сочувствие.
