Юля
– На моем памятнике так и напишут: «Умерла от изобилия отваги и отсутствия ума»! – кряхтела я, пытаясь закинуть левую руку Римира себе на плечо.
Рука безжизненно соскользнула, сама жертва произвола пожевала губами и что-то невнятно пробормотала, а я зло сжала зубы и со значением покосилась на Серафиму.
– Юля, мы делаем благое дело! – заверила меня подруга. – Очень благое. Этот упрямец ни в какую не хочет идти к стоматологу, а ты щеку его видела? Раздуло так, словно он весь последний месяц в улье с пчелами боксировал.
Если благим делом можно назвать то, что мы упоили Римира вусмерть и везли к стоматологу, то таки да – мы как ангелы с белыми крылышками пытались транспортировать пьяное тело до кабинета знакомого стоматолога. Потому что незнакомый нас бы не принял – пытки запрещены Женевской конвенцией!
Я посмотрела в открытое по случаю жаркого летнего дня окно, на колыхающийся от легкого ветерка тюль, перевела взгляд на Римира, который гордо полулежал на диване. По обе стороны от него так же гордо восседали мы с подругой, а напротив в кресле спал осоловевший Марк – наш друг и соратник с таким же отбитым чувством самосохранения. И примерно той же стадией опьянения, что и Римир, ибо нелегкая миссия по вливанию лошадиных доз «анестезии» брату Серафимы легла на его мужественные плечи.
Глаза мои, предатели, снова вернулись к Римиру, который, гад привлекательный, даже в таком состоянии – с непередаваемым амбре, с опухшей щекой и взглядом куда-то внутрь себя – умудрялся выглядеть сокрушительно.
Казалось, ничто не могло исказить мужественные черты лица, острые скулы и глубокие карие глаза парня, в которого я когда-то была безответно влюблена. Давно. И уже забыла.
Я прикрыла глаза, уговаривая себя перестать им любоваться.
Не любоваться!
Потому что стоило лишь на секунду представить, что может сделать с нами Римир, когда придет в себя, как я тихонько застонала, прикидывая, в какой стране могу попросить политического убежища. Выходило, что в любой – Римир у нас невыездной.
Мир был братом моей лучшей подруги Серафимы. Матушка у них была одна, а вот отцы разные, но эти двое вполне себе хорошо ладили, несмотря на разницу в девять лет.