Темная Коса – подходящее название для горного хребта, который черной полосой выделяется на фоне земель, охваченных чумной заразой. Собственно говоря, это была и не чума, а болезнь, которую разносили падшие. Сами они лишь страдали от собственных гноящихся ожогов, и мучения эти длились пока стоит мир, но для людей подхвативших эпидемию почти тотчас наступала смерть. Ужасно мучительная смерть. Ему нечего было опасаться ни болезней, ни гибели и, конечно же, обладая крыльями, он вовсе не должен был ступать по зараженной почве, однако он беспокоился ни о себе. На ум пришла смертная девочка…
Смог бы он подхватить ее и перенести к себе в башню без риска того, что она заразиться и умрет. Вдруг миазмы противоестественной колдовской болезни настигнут ее даже в высоте. Насколько сильные испарения могут исходить от земли, по которой ползают в неимоверных муках его гноящиеся живьем собратья?
Мадеэль легко достиг вершины своей башни. Со стороны казалось, что она уходит в самые небеса. Почти так оно, наверное, и было. Однако когда-то его путь все же лежал выше. А теперь рельефный парапет крыши всегда скрывало черное облако. Хотя зачем? Все равно люди не могут увидеть эту башню. Путь сюда лежит через Черную Косу с одной стороны и через Мертвую долину с другой. Любой смертный не выживет, ступив на эти земли. Да он и не спешил показывать всем подряд место своего уединения. И все равно маскировка стала для него обязательством. Он не поощрял игру в прятки, в отличии от его бывших соратников, ныне безнадежно обезображенных, он не нуждался ни в каких укрытиях и чужих личинах. Однако долг есть долг. После поражения приходиться его выполнять.
Первое поражение осталось единственным, но оно унесло почти все. Или так только казалось. Мадеэль вспомнил о золотом создании, спавшим в его шатре. Подумать только, он мог никогда не увидеть ее. Даже одна такая мысль почему-то была мучительной. Он представил себе, что этой девушки не станет, что он возьмет в руку пригоршню золотых волос и одним быстрым ударом меча отделит ее голову от тела. Так он в общем и должен был поступить, но даже думать об этом было невыносимо. Нечто подобное он испытывал лишь тогда, когда его тела коснулся небесный огонь, вернее той эфирной субстанции, которая была когда-то его телом и душой одновременно. Теперь все изменилось, но огонь, однажды обжегший его, продолжал разъедать тело ядом до сих пор. Конечно, видимые ожоги прошли, но память о них жила. Многие думали, что это незакономерно. Полководец ужасающей армии сохранил первозданный ангельский лик. Но и цена за это была высокой.
