Все случилось июньским вечером в субботу, и Пак Хи Джу прекрасно запомнила этот день. Тогда “Бла-Бла” был забит битком, и внутри стояла невыносимая духота. По ушам била грохочущая музыка, пол жутко вибрировал под ногами, а в воздухе повис густой коктейль из пота, алкоголя и сигарет, да и, наверное, еще чего похуже. Из зала раздавались истеричные крики, в комнате слева за стеной послышался треск бьющегося стекла, а после него прокатился страшный гогот. Она тут же нервно сглотнула, остановилась, но, набрав в легкие побольше воздуха, проследовала за крепким мужчиной по слабо освещенному коридору.
Раньше ей не приходилось бывать в таких местах и, будь ее воля, она бы никогда не переступила порог этого злачного заведения, где сновали не внушающие доверия личности. А ведь она могла бы сегодня остаться дома и в уютной компании старичка Блютнера учить этюды Черни. Если бы знала чем обернется такое приключение, то ни в жизнь бы не согласилась помогать на этом дурацком музыкальном фестивале. Да еще и бесплатно…
– Это здесь! – крикнул ей мужчина в черной футболке, остановившись напротив покосившейся двери.
– Что? – оглушенная музыкой, громко переспросила она. – Здесь?
– Выход найдешь сама, – бросил следом он, и, развернувшись, ушел обратно.
Хи Джу вошла в комнату, чем-то очень отдаленно напоминающую гримерную – высокий столик с зеркалом в непонятных разводах; по центру разместился диван, который, судя по состоянию, много чего успел повидать на своем веку; тут же был низкий стол с кучей бутылок с недопитым алкоголем и парочка переполненных пепельниц, из которых вываливались окурки.
Громко чихнув от едкого запаха сигарет, Хи Джу принялась бродить по комнате и высматривать черный кейс, постоянно спотыкаясь об мусор и разбросанные по полу вещи. Стараясь лишний раз ни к чему не прикасаться, она внимательно осматривала каждый угол и тихо ворчала себе под нос – кощунство, не иначе, оставлять здесь настолько хрупкий и благородный инструмент! Скорей бы найти флейту и убраться отсюда подальше, где от такой музыки, наверное, сам Моцарт уже в сотый раз переворачивался в гробу.
