Легкий ветерок пробежал по дереву. Висящие среди веток прозрачные бесцветные шары слегка качнулись и, словно просыпаясь, медленно поплыли вокруг кроны, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону.
В середине каждого шара замерцали, запрыгали мелкие искры, вспыхнули и осветили их своим светом, превратившись в небольшие разноцветные огоньки.
От этих огоньков пространство внутри бывших прозрачных сфер, начало заполняться оттенками красок, от светлых, нежных, пастельных до насыщенных ярких и сочных тонов. Наливаясь ими, как медовые выспевшие яблоки на ветках яблонь в конце лета наполняются теплом солнца, шары становились тяжелее и плотнее.
Вслед за шарами потянулся от них тонкий полупрозрачный шлейф. Он мягко и нежно окутывал ствол, лаская его, как ласкает влюбленный мужчина любимую женщину, придавая дереву силу, надежду и возбуждая в нем желание жить.
Чувствуя его направление, за ним пробудились дремлющие древесные соки. Нерешительно и робко тонким ручейком потекли по корням, нащупывая и проверяя путь и неожиданно ощутив простор и возможность – сильнее сильнее , взметнулись радостно бурлящими потоками ввысь, к каждой мелкой веточке, к каждому листу. Расправив ветви дерево потянулось вверх, к небу, словно человек, вдохнуло полной грудью, впустило в себя порцию чистого свежего воздуха и засияло-запереливалось всеми цветами радуги, осветив цветными искрами пространство вокруг себя.
Движение в родовом дереве отозвалось у всех входящих в него поколений. И каждый из них, несмотря на время и расстояние, возраст и пол почувствовал – жизнь меняется, и меняется в лучшую сторону.
Старый ворон сидел на дереве и чистил клюв.
«Дядюшка Ворон, дядюшка ворон! – раздался рядом писк. – Расскажи нам сказку!»
«Вот неугомонные!» – подумал ворон, тщательно счищая последние, видимые только ему пылинки с толстого носа. Нос, он же клюв, был предметом его особой гордости. Толстый, длинный, удивительно прочный, он не раз выручал старика в сложных жизненных ситуациях. А ситуаций, как и удивительных историй, в жизни Ворона было предостаточно. Не на одну жизнь могло бы хватить.
