- Котик, налей мне чего-нибудь, да покрепче! Сегодня я это заслужила!
Я плюхнулась на высокий табурет возле стойки и лучезарно улыбнулась бармену. Голова гудела, глаза нещадно зудели, словно в каждый насыпали по стакану песка, но я была довольна собой. Черт, да меня просто распирало от гордости! Двухнедельное журналистское расследование подошло к концу, статья написана и отправлена редактору. Наконец можно спокойно выспаться… Но сначала устроить себе маленький праздник.
«Котик», двухметровый амбал в кожаной безрукавке на голое тело, поставил передо мной высокий стакан:
- За счет заведения, Джерри! Ты сегодня одна? А как же тот малыш со щенячьими глазками? Как, блин его звали? Марк? Майлз?
Я фыркнула так, что едва не расплескала коктейль:
- Маркус, вроде бы. Слабоват для меня оказался парнишка. На второе свидание его хватило, а вот на третье…
Бармен довольно улыбнулся, а из-за спины раздался сдавленный стон:
- Джеральдина, ну какого хрена…
Я обернулась, уже понимая, кого там увижу:
- Кэтти… Я тоже рада тебя видеть. Сколько?
Блондинка с полными губами и пирсингом в левой брови упала на табурет рядом со мной, бросая на стойку смятую десятку:
- Немного. Но это – дело принципа. Неужели ты не могла потерпеть его хотя бы недельку?
Ставки на то, сколько продержится возле меня очередной кавалер – любимое развлечение в «Рыжем коте». Не то, чтобы я слишком ветрена… Просто со мной иногда нелегко. Что поделаешь, работа такая. И Кэтти пора бы уже запомнить это. Я наклонилась к ней поближе и прошептала:
- Я пыталась… Но позавчера он позвонил мне и спросил, где я нахожусь…
- И что?
- И я ответила честно: в «Черной орхидее».
Бармен, даже не пытавшийся делать вид, что не подслушивает, расхохотался:
- Да ладно! Что же ты делала в самом дорогом борделе города?
Я скромно улыбнулась:
- Вот и Маркус спросил о том же…И я снова не соврала: работала.
Теперь уже рассмеялась и Кэтти:
- Блин, за такую историю десятки не жалко. Разумеется, уточнять, что ты журналист, не стала?
Я пожала плечами:
- Не успела. В тот поток не слишком лестных эпитетов, что на меня обрушился, невозможно было вставить и слова… А знаешь, что самое обидное? Ни одного нового ругательства я так и не услышала.