Ксения Сергеевна Миронова сидела за столом в холодном кабинете, и рассматривала фотообои с изображением летнего Петергофа, наклеенные кем-то много лет назад – еще до её прихода на работу в институт. Они бывали в Питере с покойным мужем только зимой, и всегда выкраивали время для поездки в Большой Петергофский дворец. Позолоченные скульптуры прятались за деревянными досками сколоченных коробов; Морской канал, впадающий в Финский залив, тихо покоился под снежными сугробами, на которых суетились вороны. Супруги дрожали от двадцатиградусного мороза, и радовались возвращению в это удивительное место. Ксения часами бродила по Петродворцу: ее любимая Белая столовая; великолепная посуда из английского фаянса, вызывала бурные фантазии о придворных пиршествах, происходивших здесь в далеком прошлом. Она с восторгом вдыхала запах истории, трогательно и растерянно улыбаясь. Вадим смотрел на нее влюбленными глазами, и с пониманием подмигивал.
Ксения отвела взгляд от Самсона, разрывающего пасть льву, поежилась от холода и уставилась на грязные стекла – под порывами шквалистого ветра за ними размахивали голыми ветками старые акации. Уборщица сняла занавеси, собираясь их постирать и заодно помыть окно, но, по всей видимости, забыла. В другое время Ксения Сергеевна возмутилась бы – сейчас её это не волновало. Здание с толстыми стенами и высокими потолками надежно сохраняло прохладу знойным летом, и так же неохотно принимало тепло от старых радиаторов в осенние дни, поэтому студенты последнюю неделю игнорировали ее предмет, не рискуя свалиться с простудой после занятий в спортзале.
Зазвонил телефон внутреннего пользования: старенький аппарат давно можно было снести на блошиный рынок и продать иностранным туристам, как раритет из прошлого советских времен. Миронову не раз посещала крамольная мысль сделать это в период острого безденежья, но она откладывала момент до худших дней, которые, как она считала, наступят обязательно.
– Меня здесь нет, – с раздражением пробурчала преподавательница физвоспитания, глянув с досадой на черного уродца. – Я в туалете. Понял?
