1. 1. Пролог
В стане кохтэ было тихо. Ночь перед походом — всегда самая тревожная. Жены обнимают своих мужей перед тем, как отпустить их в бой, на доблестную смерть или на великую победу. Мужчины спят в своих шатрах — неизвестно, где им суждено уснуть в следующий раз. Костры потушены, дети давно уложены, даже собаки не брешут, затихли.
Разве что зашелестит полог, впуская юную деву, желающую попрощаться с возлюбленным, или проскользнёт темная тень между шатрами. То не тать крадётся в ночи, в народе кохтэ отродясь не бывало воров. Кто же у братьев и сестёр ворует? То не спится Листян, юной сестре Великого хана. А оттого ей не спится, что совесть нечиста.
Девушка и сама не понимает, что ее тревожит. Вроде бы все предельно ясно: с раннего утра уходит в поход на моров войско кохтэ, возглавляемое ее братом Баяром. Так правильно, так нужно, так было испокон веков: степняки уходили за добычей в чужие земли. Возвращались не все. Но Баяр не зря звался Великим ханом. Он был умён и удачлив. Листян в брате не сомневалась нисколько.
И все равно терзалась.
Не спалось ей. Ворочалась, вздыхала, разбудила Илгыз — вдову старшего брата. Та злым шепотом Листян отчитала, пришлось уйти. И правильно, прогуляться в одиночестве не помешает. Она пошла к древнему кругу из камней, называемому Тойрог. Там лучше всего думалось и отменно успокаивался дух. Было ещё холодно, Лис куталась в меха. Земля была твёрдой, трава только-только проклёвывалась. Девушка провела пальцами по древним шершавым камням, видевшим столько странного, сколько обычный человек и вместить в себя не может, улыбнулась про себя. Хорошо. Завтра все изменится. Тот, кто тревожит ее совесть, покинет стан вместе с войском.
— Я так и знал, что найду тебя здесь.
Девушка вздрогнула всем телом и обхватила плечи руками. Ей хотелось съежиться, спрятаться, раствориться в старых камнях, но увы – немыслимо.
— Ты меня искал?
В темноте мужчина казался даже красивым: высокий, молодой, сильный. Не сверкают нестерпимой рыжиной его волосы, не видно веснушек, не заметна юношеская нескладность. Листян его разглядывала – не прятать же теперь глаза? Гордость не позволяла.
