Я потеряла дар речи. Смотрела на него, как статуя застыла, не могла контролировать жуткие конвульсии во всём теле. Страшно. Господи, как же мне страшно! Он пялится на меня так невыносимо, будто рвёт в клочья на расстоянии. Дикое зверье, неотесанный грубиян. Боже, дай мне сил выжить и вытерпеть эту ночь.
– Отмирай, Алиса, – он клацнул пальцами перед моим лицом, я немного опомнилась. – Сними уже наконец этот отстойный мешок!
Сними? У меня дышать едва получается, а ты хочешь, чтобы я двигалась?
Мужчина угрюмо фыркнул. Две секунды, он грубо рванул молнию на пуховике вниз. Сорвал с меня куртку и швырнул её в угол комнаты. Застыл, рассматривая свою лакомую добычу. Ухмыльнулся, довольный, облизал губы. От этой коварной ухмылки в груди всё покрылось льдом.
Я рефлекторно прикрыла полуголое тело руками, волосы на коже встали дыбом. Не могу говорить. Челюсти свело, не разомкнуть, не слушаются.
Почти обнаженная, беспомощная. Я стала лёгкой мишенью для дикого зверя. Ведь он сверлил меня своим ледяным взглядом так прожорливо, будто уже вовсю мной владел.
– Может, хоть обувь сама снимешь?
Будто не слышу его вопросов, но это не так. Моё тело больше не моё.
Моя забитость нервирует разбойника.
– Черствая, как бревно, мне становится скучно, – мужчина демонстративно зевнул. – Ладно, хватит, надоело! Сделка отменяется. Возвращаемся обратно за твоим чмырём.
Бандит махнул рукой, он дёрнулся, чтобы встать на ноги, но я быстро схватила его за запястье, сильно сжала крепкую руку:
– Не надо, я всё, я успокоилась. Я вся ваша. Продолжайте.
– Отрабатывай долг как следует, раз сама вызвалась, а не корчи из себя напуганную недотрогу. Меня это бесит.
– Х-хорошо. Я поняла, – держу его руку, с мольбой смотрю в невозмутимое лицо безжалостного палача.
– Вот это уже другой разговор, детка, – он улыбнулся, наклонился ближе, горячие пальцы коснулись щеки, мужчина не спеша провёл ими по моему лицу, завёл руку на затылок, уверенно сжал мои волосы, слегка царапнул кожу головы. Я едва сдержала крик. Новая волна мурашек хлынула по коже. Немного больно, но и одновременно сладко от его грубости.
