Ингерс уже спускался по крутой лестнице в трюм, услышав вдалеке приближающееся громкое пение:
-Пиво, ром и сковородка! Я люблю тебя, красотка..!
Голос певца был совершенно незнакомым: высоким с писклявыми нотками, заставив капитана оступиться на последней ступеньке. Лишь чудом удержавшись рукой за перила, Ингерс наконец оглядел трюм, освещенный парой масляных ламп, висящих под низким потолком.
В центре стояла небольшая клетка, в которой сидел енот. Услышав шаги, зверёк тут же притих, прильнув мордой к прутьям решетки и вглядываясь вперед.
Ошеломленный капитан замедлил шаг, стараясь не спугнуть зверька. И приближаясь, протянул к клетке раскрытую ладонь, со словами:
-Не бойся. Я друг.
Енот сузил черные глаза, с недоверием смотря в ответ. Сжав пятипалыми лапками прутья решетки, он возмущенно ответил:
-Друзья не запирают в клетке! Или, у вас тут у всех, такие извращённые представления о дружбе?
Линда-Мария спустилась по крутой лестнице в трюм, следом за Аскелем. И оказавшись в просторном помещении, освещенном масляными лампами, висящими под низким потолком огляделась. На миг ей показалось, что в воздухе витает слабый сладковато-удушливый запах. Запах смерти. Тело непроизвольно пробило дрожью, а настороженный взгляд метнулся в дальний левый угол трюма. Туда, куда не попадал свет от ламп, где стояли стройным рядком пустые высокие бочонки. Передернув плечами, девушка недовольно пробурчала:
-Здесь, что крыса сдохла?
Аскель с легким беспокойством обернулся к девушке, а затем настороженно огляделся. Но запаха, который уловила она не ощутил. Лишь пожал плечами и поспешил к Ингерсу. Линда-Мария снова с настороженностью взглянула в пресловутый угол трюма, а слабое ощущение смерти не покидало ее. Тряхнув головой и кляня на все лады свои способности, девушка поспешила отвлечься на зверька, сидящего в клетке, возле которой уже стояли Ингерс и Аскель.
Кричать и негодовать не выход, она понимала. И осталась стоять в стороне, потрясенно молча и наблюдая за происходящим.
Капитан осторожно присел напротив клетки, протянув руку к еноту. Зверек смотрел на него с осуждением и недовольно заявил:
