Очнуться заставили прикосновения. Бережные осторожные прикосновения тонких женских пальцев. Он пока еще не осознал себя, мысли еще не заполнили голову, но вот это понимание, что пальцы женские, оказалось удивительно отчетливым. Они то щекотно очерчивали скулы, то перебирали волосы, то мягко скользили по груди, и это ощущение было настолько приятным, что просыпаться дальше совершенно не хотелось.
Но следом пришли запахи. Одуряющий горько-сладкий дух близкого влажного леса с кислым привкусом ржавого железа, почти заглушающий еще один тонкий теплый аромат, описать который никак не получалось, но он однозначно казался приятнее. Кажется, так пахла эта самая женщина.
Потом слух уловил шелест, пронзительные крики каких-то птиц — и Хаггар открыл глаза. Низко нависающий темный потолок пестрел дырами, прикрытыми чем-то бесформенно-лохматым — наверное, листьями или травой.
Сознание возвращалось неохотно, малыми частями. Мужчина вспомнил свое имя, смутно припомнил какие-то обрывки прошлого. Будто бы он куда-то шел, откуда-то убегал, пытался с чем-то расстаться и что-то сделать; но все эти мысли казались настолько незначительными, что обдумывать их не хотелось. Гораздо сильнее хотелось понять, что происходит в настоящий момент.
Взгляд скользнул вбок — и он обнаружил ту, чья рука его разбудила. Женщина, сидевшая рядом на коленях, оказалась молодой и, пожалуй, красивой. Своеобразной, кажущейся на его взгляд непривычной и необычной, но привлекательной. Круглое лицо в обрамлении пушистых светло-рыжих волос, собранных в две толстых косы, перевитых тонкими шнурками. Лоб пересекала узкая повязка, с которой с одного бока свисала гирлянда из перьев и каких-то сушеных разноцветных ягод. Между повязкой и бровями тянулась полоска из нарисованных белых точек. У женщины — или девушки? — оказался чуть курносый аккуратный носик, усыпанный веснушками, полные красивые губы и большие ясные зеленые глаза. Падающий откуда-то сбоку косой луч света, пронизывающий полумрак, подсвечивал ее лицо, позволял разглядеть подробности, но саму незнакомку почему-то совсем не беспокоил.
