Ее пригвоздили к месту его грубые, обидные слова. Она стояла оглушенная и пораженная. Где-то глубоко, даже не в уме, а в сокровенных, почти неуловимых тайниках сознания, промелькнуло что-то очень похожее на мысль о том, что он прав.
Выброс адреналина заставил сердце гулкими ударами пробивать грудную клетку. Вспененная кровь помчалась по венам. Она сгорбилась, а руки взметнулись к волосам. Стали беспощадно дергать спутавшиеся, слипшиеся тугие кудряшки, безжалостно выдергивая целые клочья. Как это всегда с ней случалось в порывах отчаянной внутренней борьбы. Неровное дыхание с хрипом вырывалось из саднящего горла. Щеки горели, из растерзанных губ сочилась кровь.
Взгляд – безумный, по-звериному дикий – блуждал по комнате. Неясно различал в полумраке щепки разломанного табурета, осколки разбитой посуды. Лохмотьями болталась содранная штора. В дорогой широкоформатный плазменный телевизор, что висел на стене, воткнулась тонкая, филигранно вырезанная хрустальная ваза, как метко брошенный кортик. Да так и осталась торчать в правом нижнем углу экрана, окружив себя рваными линиями трещин. Зеркало на всю высоту дверцы платяного шкафа, не выдержав удара, рассыпалось и усеяло неровными осколками пол у ног дрожащей девушки. Пожалуй, только огромная кровать, стоящая изголовьем у дальней стены, осталась нетронутой. След от стула – четыре продавленных точки – хранило на себе покрывало. И болтался махровый пояс от халата, неумело привязанный к люстре…
Царящий погром наводил ужас, леденил кровь. Но еще больший страх приходил от понимания неоспоримой правоты его слов, брошенных ей в лицо в порыве бешеной ярости. Она вдруг только сейчас по-настоящему поняла, насколько верны его обвинения в ее малодушии и безволии. Не умные, грамотно подобранные фразы профессиональных психиатров, а его злые, оскорбительные слова. Которые он выплевывал с уничтожающей язвительностью. Которыми он растоптал последние живые крупицы ее истерзанной души.
Резкий порыв ветра всколыхнул остатки штор, с силой захлопнув дверь. Девушка вздрогнула. Значит, он вышел на террасу. Настежь распахнул двери и окна, и впустил разбушевавшийся ураган. Она распрямилась и несмело выглянула из своей нычки скрюченных рук. Усилием воли заставила себя разжать скорченные пальцы, что намертво вцепились в волосы. Настороженно, взглядом загнанного животного, вглядывалась в окно на террасу, страшась увидеть его. Но хлесткие капли дождя разбивались о стекло, оставляя размытые узоры, мешая различить что-то еще.
