«– Помилуйте, – снисходительно усмехнувшись, отозвался профессор, – уж кто-кто, а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано в евангелиях, не происходило на самом деле никогда…
(Из беседы профессора Воланда с Берлиозом на Патриарших прудах. М. А. Булгаков «Мастер и Маргарита»)
Возле каменного колодца, прислонившись к придорожной ограде, сидел нищий старец. Он приходил сюда каждое утро в надежде, что кто-нибудь подаст ему кусок лепешки или горсть сладких фиников. Его тело давно покрылось гнойными язвами, волосы под повязкой на голове сбились в грязный ком, а ветхий балахон превратился в рваное до лохмотьев рубище, едва державшееся на костлявых плечах. Временами он сидел тихо, поджав под себя ноги, раскачиваясь, словно маятник, из стороны в сторону. Временами что-то бормотал под нос – то ли проклятья, то ли молитву – закатывая глаза кверху так, что виднелись лишь желтоватые белки гнойных глаз, но уши его не пропускали ничего: ни звука, ни шороха, ни слова.
Старик вытягивал черные худые ноги под палящее солнце, а голову прятал в тени густо разросшегося дикого винограда, который прочно обвил лозой каменный грот. По желтым замшелым камням откуда-то из глубины этого грота приглушенно сбегал ручей родниковой воды и с небольшой высоты падал в колодец. Серебряные брызги звонко отскакивали в стороны от скользких камней, и несколько капель, долетая до старческой головы, прохладой орошали лоб и виски. Бродяга с жадностью подставлял под живительную влагу морщинистое лицо, для верности высовывал черный язык и проворно ловил им редкие капли.
Из-за угла ограды показались две женщины. Та, что моложе, шла быстрым, легким шагом, другая едва ее догоняла. Обе спешили к колодцу за водой и громко разговаривали на ходу. Уловив близкое движение, старик тут же оборвал несвязное бормотание и весь превратился в слух, продолжая равномерно покачиваться из стороны в сторону.
– Ну, куда ты так спешишь, Рахиль? – взмолилась пожилая женщина. – Я едва поспеваю за тобой. Видишь, чуть дышу. Остановись хоть на минутку.
