Черемуха цветет – милого ведет.
Пока цвет не облетел, про любовь ему поведай,
Опоздаешь – потеряешь, торопись, краса-девица!
Старинная песня
* * *
– Утопленница! Барин, водами утопленницу принесло, народ смотреть побежал!
Вот так бывает – вроде бы закричал всего лишь дворовый мальчишка, а на самом деле прозвучал глас судьбы. И хоть все при этом встрепенулись и ужаснулись, никто даже не заподозрил, какие невероятные перемены в судьбе каждого влечет за собой это пугающее известие…
Собиралась гроза. По-хорошему наступить должны были черемуховые холода, ибо многие деревья покрылись уже белыми кистями и то оттуда, то отсюда наплывали сладкие душистые облака, но было невыносимо жарко уж который день. В воздухе не шелестнет, в небе мутно. Марево, вязкое, тяжкое, опускалось на землю. Собаки заползли в тень и лежали точно мертвые. Наседка вырыла ямку под крыльцом, загнала туда цыплят и уселась над ними, изредка тревожно квохча.
В доме все окна были настежь, но занавеси висели не колыхнувшись.
Два молодых – не более двадцати пяти лет, они были ровесники – человека в простых легких рубахах с распахнутыми воротниками сидели на веранде. Перед каждым стояла на столе миска с простоквашей, принесенной с ледника, да еще кувшин с квасом, доставленный оттуда же. Ничего иного в такую погоду просто в рот не лезло, да и это глоталось через силу. Даже говорилось с трудом!
– Охота быть рыбою, – наконец обронил словцо один из молодых людей – стройный, гибкий, длинноногий. У него было спокойное, приветливое лицо с правильными чертами, длинными подвижными бровями, открытым взором и четким насмешливым ртом. Густые волосы пепельного цвета гарморично обрамляли это лицо, и весь облик молодого человека вызывал приязнь и желание продолжить общение с ним. – Охота быть рыбою и сидеть в пруду, к тому ж под бережком, где тень падает.
Однако ж собеседник не посчитал нужным ответить. Раздражение мелькнуло на этом лице, которое было полной противоположностью лицу первого молодого человека: сей был жгучий брюнет с большими черными глазами с приспущенными внешними уголками, что придавало ему томное выражение, и крупным ярким ртом. Пожалуй, он напоминал итальянца – того типического облика, который предпочитают художники, но который вовсе не является типическим для всех итальянцев. А впрочем, господь с ними, с художниками, да и с потомками римлян тож – вовсе не они являются предметом нашего повествования.
