– Твой выход, Алекс!
– выкрикнул, словно швырнул мне слова в лицо Артур, и я, только заслышав
первую, еще совсем медленную, ритмичную дробь барабанов, сыпавшую сухим горохом
на деревянный пол нашей мини-сцены, шагнула в слепящий свет рамп за бархатный чёрный
занавес, словно вышла из ночи в невыносимо яркий и жаркий день.
Отсчитывая жёсткий и
частый ритм про себя, я застыла сначала на несколько секунд, раскинув руки, как
крылья, и почувствовала, как тугой гул мужских голосов в зале стал стихать,
замирая. А затем, очень чётко и ещё пока совсем спокойно начала отмерять круги
грудью: «Вперёд – вверх – точка, вправо – вверх – точка, назад – выгнула спину
кошкой – точка, влево – вверх – точка», и так несколько барабанных проигрышей,
чтобы гудящий и пьяный зал нашего ночного клуба утих, начиная следить за
ритмичными кругами, которые выписывает моя грудь, сверкающая разноцветными
бусинами и золотыми монетами. Босые ноги стоят крепко на полу, и вся я –
древняя восточная статуя, у которой как будто ожил только верх выше талии, в
воздухе плавно и легко парят руки, словно плетут невидимые сети, а лицо ниже
глаз я закрыла чёрной полупрозрачной вуалью, отчего, я не сомневаюсь, мои
подведённые чёрной сурьмой глаза горят яркими изумрудами в плотных густых
сумерках затемнённого зала. Я чувствую, как скользкие, будто ночные насекомые,
взгляды, спускаются вниз по моему лицу, шее, декольте и оседают на моей
подрагивающей в ритме танца груди, укутанной медовым светом прожекторов.
Я делаю небольшой шаг
вперёд, и моя обнажённая нога, покрытая несколькими слоями тончайшей прозрачной
ткани, выныривает из морской пены своих покровов, а на лодыжке начинают
мелодично позванивать крошечные марокканские бубенчики на тяжёлом серебряном
браслете. Повинуясь магическому ритму египетских барабанов я снова замираю и
выдыхаю животом, отчего все глаза в зале, не отрываясь, следят за движениями
моего гладкого полукруглого животика, и скатываются всё ниже, я это знаю
наверняка – по тайной дорожке туда, где под мягкой округлостью плоти, на самых
краях бедренных косточек натянут прохладный шёлк моих шальвар.