Песок пустыни пел под дыханием ветра, что гнал его волнами через бесконечные дюны, словно шёпот душ, ушедших в вечность, тех, что ждали суда Осириса в тростниках полей Иалу. Ночь над Фивами была глубокой, как воды Дуата, где тени богов скользили меж звёзд. Небо, распростёртое руками Нут, сияло мириадами огней – её глаз, что смотрели вниз с холодной мудростью, охраняя землю от хаоса Апопа. Нил тек неспешно вдоль города, его чёрные воды ловили серебро луны, отражая её лик, как зеркало Маат, что взвешивала сердца смертных, отделяя правду от лжи. За стенами Фив, где дыхание пустыни смешивалось с влажным ароматом ила, высились пирамиды – молчаливые стражи времени, их острые тени тянулись к горизонту, где Ра, ещё скрытый в объятиях ночи, готовил свой золотой восход.
В ремесленном квартале, среди тесных улочек, где глинобитные дома жались друг к другу, как дети к матери, одинокий свет дрожал в ночи. Масляная лампа горела в мастерской ювелира, её слабое пламя отбрасывало танцующие тени на стены из необожжённой глины, потемневшие от лет и дыма плавильных печей. Пол, усыпанный песком, хрустел под босыми ногами, а вдоль стен тянулись грубые полки, уставленные инструментами: бронзовые резцы, покрытые патиной, молотки с выщербленными рукоятями, куски необработанного лазурита, что блестели, как осколки неба, и золотые нити, тонкие, как паутина, сплетённая под взглядом Исиды. В углу, на каменной подставке, стояла статуэтка Тота – бога мудрости и ремёсел, его ибисовая голова склонялась над свитком, вырезанным с такой тонкостью, что казалось, он вот-вот заговорит. Воздух был тяжёлым, пропитанным запахом металла, смолы и жжёного масла, что смешивались с далёким эхом криков ночных торговцев, доносящихся с рынка у реки.
За низким столом из потемневшего кедра сидела Лайла, дочь Хапи, её тонкие пальцы, загрубевшие от резцов и огня, сжимали угольный стержень. Она склонялась над куском папируса, выцветшего и шершавого, выводя линии эскиза – изящные, но твёрдые, как крылья сокола Гора, что парит над Нилом. Её длинные волосы, чёрные, как ночь над пустыней, выбивались из тугого узла, падая на плечи, словно тени, что играли в свете лампы. Простое льняное платье, белое, но запылённое от песка и угля, облегало её стройную фигуру.