Я стояла на самом краю утёса в Санта-Крузе, там, где земля обрывалась в ничто, а внизу бушевал океан, чёрный и бездонный, как пропасть в моей душе.
Ветер был не просто холодным – он был злым. Беспощадным. Он выл, словно разъярённый зверь, рвал мои волосы, хлестал по лицу ледяными плетями, будто нарочно пытаясь сбить с ног. Он обвивался вокруг шеи, дышал в затылок мокрым, солёным шёпотом, будто знал мои мысли. Зна́л, что я колеблюсь.
А внизу – океан. Он ревел, вздымая пенящиеся гребни, разбиваясь о скалы с грохотом, который заглушал даже бешеный стук пульса в висках. Вода была тёмной, мутной, безжалостной. Как будто звала.
И я не знала, что делать.
Может быть, шагнуть? Просто закрыть глаза, разжать пальцы – и исчезнуть?
Я не собиралась прыгать. Но если бы в этот момент кто-то толкнул меня – я бы, наверное, даже не вздрогнула.
Моя жизнь была как дорогая, лакированная коробка от конфет: идеально блестящая снаружи и абсолютно пустая внутри.
Работа? Да, приносит деньги. У меня красивый дом с панорамными окнами, из которых открывается вид на тот самый океан, что сейчас зовёт меня вниз. Просторная кухня с мраморной столешницей, где стоят изысканные бутылки вина, которые я открываю в одиночестве. Я езжу на дорогой машине, ношу безупречные костюмы, улыбаюсь на совещаниях – из вежливости, а не от радости.
Но это не моя жизнь.
Я будто смотрю бесконечный сериал про кого-то другого. Играю роль «успешной женщины», а сама всё ещё жду, когда кто-то нажмёт паузу и скажет:
«Ладно, Соф, хватит притворяться. Теперь твоя очередь жить по-настоящему».
Зачем я пришла сюда?
Потому что когда-то, в другой жизни – давно, словно в забытом сне – родители привозили меня сюда на пикники. Мы расстилали на траве клетчатое покрывало, пахнущее солнцем и летом. Мама доставала из корзинки бутерброды с ветчиной и клубнику, которая казалась мне тогда самой сладкой на свете. Папа лежал на спине, показывал на облака и говорил, что одно из них похоже на дракона.
Это было до того, как в доме стало слишком тихо.
До того, как я научилась носить маски.
Теперь здесь не пахнет клубникой. Только солью, сыростью и чем-то горьким – как будто сама природа чувствовала мой внутренний надлом.
