– Аннабе́ль, милая, две недели пролетят, и я вернусь. – О́уэн прижал меня к груди, погладил по голове, мазнул губами по виску и обернулся на поезд. – Пора. Еще немного, и опоздаю.
Мне хотелось, чтоб он опоздал.
Глупое желание. Необъяснимый, ничем не подкрепленный страх… У меня ведь нет дара ясновидения, как у тётки Марианны. Но сердце трепещет в неясном предчувствии беды…
– Что-то ты слишком молчаливая, – удивляется Оуэн. – Переживаешь?
Сказать ему? Я пытливо посмотрела в глаза любимого мужчины и… выдавила из себя улыбку. Если бы Оуэну грозила беда в пути, тетка сказала бы. А остальное – глупости. Наверняка, сердце так болит из-за предстоящей разлуки. Две недели не вместе – это много.
– Я люблю тебя, Аннабель, – сказал Оуэн и легко коснулся моих губ. – Отвезу артефакты. Сдам. Получу деньги и вернусь. Тебе как раз сошьют платье.
– Оно почти готово, – припомнила я. – Завтра последняя примерка.
– Ты будешь самой красивой невестой.
– И самой счастливой, – кивнула я.
Поезд запыхтел.
Оуэн дернулся, снова поцеловал меня и запрыгнул в вагон, встав в проходе. Широкие плечи заняли почти все пространство. Сильный. Красивый. Мой.
Я осмотрела его, гордо улыбнулась.
– Две недели, – повторил он, сверкнув черными глазами. – Дождешься?
– Спрашиваешь! – ответила я, отступая.
Поезд тронулся.
– Жди своё счастье из столицы! – прокричал он. – Слышишь?
– Да.
Оуэн исчез из виду.
Я обняла себя за плечи, какое-то время постояла, а затем пошла назад. Малыш Э́нниз открыл мне дверь экипажа, помог забраться внутрь и повторил то, что я уже ни раз слышала:
– Обернуться не успеешь, а он вернется.
В Глубинки приехали быстро, и я сразу хотела отправиться по делам, но… Сердце продолжало ныть, тревожа все сильнее. Не выдержав, свернула к дому тетки Марианны. Зашла, помялась на пороге и услышала ее голос:
– Ты же никогда не просишь гадать тебе.
– Сегодня попрошу, – сказала, решительно преодолев небольшой холл. Вошла в ее рабочую комнату. Здесь пахло табаком и надеждой. Тетя сидела на кресле качалке и вязала очередную кружевную салфетку. На пятиугольном столике перед ней лежали мотки ниток разных цветов и схемы новых плетений. Из распахнутого настежь окна лился яркий свет. Я улыбнулась.
