Тина направлялась в комнату Молли, показать и прочесть ей письмо из Нориджа. Она улыбалась и действительно была рада получению важного известия. Стукнув два раза в дверь, она вошла в небольшую комнату, просто обставленную, как и ее собственная. Молли что-то писала: наверное, проверяла уроки учениц.
– Послушай, дорогая Молли! Мне, наконец-то, предложили место гувернантки в очень богатом доме! – радостно проговорила девушка.
– О, я рада за тебя. И что пишут?
– Письмо из Нориджа. Через месяц я еду туда, в поместье лорда Нориджа, Саут-Холл. Я буду наставницей двух его дочерей Оливии и Элизы: одной одиннадцать, а второй двенадцать лет.
– Ты хочешь поехать? Я бы не поехала, мне и здесь хорошо. К чему смотреть на богатство и высокомерие Высшего общества?
– Но, Молли, дорогая, я не могу больше здесь оставаться, хочу перемен. И потом, в городе все смотрят на меня, как на невесту пастора. Я отказала мистеру Линчу два раза, а он все еще питает какие-то надежды в отношении меня.
– Я б согласилась на твоем месте, множество поклонников нам не светит, а жизнь нужно устраивать. Джентльменам мы не особо нужны без гроша в кармане, да и не обладаем прелестной красотой.
– Все так, но я не люблю мистера Линча и, скорее всего не выйду замуж, да я и не мечтаю о браке.
– Я тоже не мечтаю, но мне не делали предложений.
Молли была старше Тины всего на год, но они были не особо похожи друг на друга. Молли являлась светловолосой девицей с серыми глазами, с обычными чертами лица, обладала бесцветными бровями и ресницами, что придавало ей унылый вид. Тогда как Тина была шатенкой с большими карими глазами, внутри которых сияло ясное солнце, и, соответственно, обладала темными выразительными бровями и ресницами, но по канонам греческой красоты ее нельзя было назвать красавицей, хотя бы потому, что имелся крупный рот и немного упрямый подбородок. Что касается фигур сестер, то о них лучше судить мужчинам, ибо это их прерогатива, скажу только, что Молли была среднего роста, плотного телосложения, а Тина более хрупкого телосложения, но они носили такие темные и глухие платья, что нельзя было составить определенного мнения об их прелестях.